Кровавые девы

- Было бы лучше, если бы мертвые окончательно умерли, а живые оставались с живыми, - продолжила Лидия после короткого молчания. – Так он сказал. Знаешь, это он отправил телеграмму несчастному фон Брюльсбуттелю. Точнее, поручил это одной нищенке…

- Точно так же, как мне он поручил сопровождать его в путешествии.

Это соблазн, Джейми…

Вы станете соучастником в каждом совершенном им убийстве…

Недаром ему приснилось кровавое озеро.

Эшер не чувствовал ничего, только пустоту и страшный холод.

- Решай, - шепнула Лидия. – Я буду наверху.

- Ты сможешь..?

- Смогу. Здесь недалеко.

Выход и в самом деле был почти рядом. Большая часть времени ушла на поиски потайного убежища, когда они шли, разматывая за собой припасенную Эшером бечевку.

Лидия подняла лампу, и по лицу Исидро скользнули тени, невесомые, как призрачная полуулыбка.

- Теперь в темноте никого нет.

Когда через полчаса он поднялся из подземелий, она сидела в окружающей двор крытой галерее, греясь в солнечном пятне. В грязной сорочке, его заляпанном кровью пиджаке и рубахе и брюках Исидро она походила на маленького оборванца. Обхватив руками колени, она смотрела сквозь ближайший проем на две груды пепла, по-прежнему дымившиеся во дворе.

Нельзя было втягивать ее во все это. Эшер прислонился к стене. Он дрожал от усталости и никак не мог осознать, что каким-то чудом им удалось выжить. Как простить себя за то, что подверг ее такой опасности? Рисковал ее жизнью?

Даже департамент не принуждал его использовать тех, кого он любил.

На самом деле департамент вообще не поощрял любовь.

Нельзя служить Богу и маммоне… но если бы удалось понять, кому из двух он служил в департаменте, стало бы ему от этого легче?

Бессонные ночи и дни без отдыха и пищи притупили его разум и вымотали тело, оставив лишь бесконечную усталость. Он знал, что там, во тьме подземелья, правильного выбора не было. Исидро спас Лидию и его ребенка. Лидия оставила за ним право решать, поскольку любила их обоих, знала, что представляет собой Исидро, и согласилась принять волю мужа. Но согласие не уберегло бы ее от чувств и снов, от которых просыпаешься среди ночи с влажными от слез щеками. Не только немцы не желали думать о том, на что станет похож мир после выигранной ими битвы. Эшер помнил мертвенное безмолвие тех дней, когда она, отдалившись от всех, горевала о потерянном ребенке, зная, что ничего уже нельзя изменить.

Если она не простит ему его выбор…

Он не знал, что ему тогда делать.