— Вот так его! Может, малость остепенится, — заметила довольная хозяйка.
Василий, схватив Женьку крепко за руку, крикнул:
— А ну, иди! Я там с тобой еще не так поговорю. Мать замучил, сестра от тебя покоя не знает...
Не на шутку перепуганный Женька пытался вырваться, убежать, но Василий не отпускал его от себя, пока не скрылись за калиткой фруктового сада. Здесь он шепнул Женьке:
— Ори, чтоб хозяйка слышала, будто тебя бьют. Обзывай меня бандитом, петлюровцем...
— Зачем? — опешил братишка.
— Потом узнаешь. — Василий рванул Женьку на себя за руку, и тот завопил во всю глотку, словно его на самом деле собирались убить.
— За что бьешь, Антанта контрреволюционная, бандюга проклятая. Я на тебя жаловаться буду в ревком, в Чека...
Поняв по довольному выражению лица Василия, что тот неспроста затеял такую комедию, Женька, не стесняясь в выражениях, то крестил брата самыми последними словами, то визжал на весь сад недорезанным поросенком.
А Василий еле сдерживался от смеха.
— Ну, хватит. Теперь беги к реке, я за тобой пойду. А то, пожалуй, хозяйка расчувствуется, сама выручать тебя придет.
Вспугнутые криком грачи снялись с гнездовий и, кружась над высокими тополями, громко горланили.
Скороспелки яблони и вишни были уже сплошь покрыты бледно-розовыми цветами. От свежего чистого воздуха, напоенного хмельным ароматом весны, у Василия кружилась голова.
Брата он нашел под старой склонившейся над широкой заводью ивой.
— Ну, отдохнул после трудов праведных? — опускаясь рядом с Женькой на пригретую солнцем траву, спросил Василий.
— Не понимаю, накой тебе вся эта комедия?
— Успокойся, сейчас узнаешь. Только сначала расскажи мне, что ты знаешь о наших домовладельцах?
— А чего о них рассказывать? Контра, известная на всю слободу. Хозяин — купец богатый, скупщик кож, немцам в оккупацию при всем народе хлеб-соль на блюде подносил. Сейчас в Чека сидит. А сын его белогвардейский офицер. Хозяйка, стерва, ждет не дождется, когда белые вернутся.
— У нее кто-нибудь бывает?
— Бывает. Землемер из Валуек наезжает...