— Вы к кому? — спросила высокая смуглая женщина в накинутом на плечи шерстяном полушалке.
— Я к фельдшерице Антонине Александровне Гоженко, — ответил Василий, пытаясь пройти мимо женщины.
Женщина проворно загородила собой проход, намереваясь захлопнуть калитку.
— Фельдшерица только что ушла в больницу, — там можете и увидеть...
Но Василий уже не слушал ее.
— Мама... Мамочка! — закричал он обрадованно, увидев в глубине широкого двора маленькую худенькую женщину, несущую на плече тальниковую плетушку с кизяками. Проскользнув мимо неприветливой женщины, он ринулся навстречу матери.
Мать хотела опустить с плеча тяжелую плетушку и в волнении опрокинула ее. Кизяки посыпались на землю.
— Васенька, сыночек... живой!
— Живой, мама, живой, — целуя мать в обветренные сухие губы, повторял Василий.
Мать с ног до головы оглядывала сына, ощупывала его руками, как бы не веря своим глазам.
— Ах, грех-то какой! Ах, грех-то!.. — осеняя себя крестным знамением, твердила она. — А я-то, прости господи, и не знала до сих пор, как тебя числить. За здравие и за упокой тебя записала в поминание, — призналась мать, вытирая концом серого головного платка глаза.— Грех-то какой перед богом и перед тобой! А все это дьякон, шут кошлатый, надоумил. «Пиши, — говорит, — и туда и сюда!»
— Вижу, мама, вы все так же продолжаете ходить в церковь и слушать разбойников в черных рясах, — заметил с усмешкой Василий.
— Ну, какие они разбойники? Грехи наши перед богом замаливают!—оправдывалась мать.
— Плохо вы их знаете, мамаша...
Василий присел на корточки и стал собирать в корзинку рассыпавшиеся кизяки.
Вспомнилось ему, как в восемнадцатом году воронежское духовенство, не желая смириться с декретом об отделении церкви от государства, с конфискацией многих миллионов рублей, хранившихся в банках, с национализацией лучших в губернии монастырских земель, лугов и лесов, поднялось с оружием в руках против советской власти.
Всплыли в памяти и картины недавней встречи с попами и монахами на Дону, под Меловаткой. Тут они были уже сформированы в специальные полки «крестоносцев» и числились в составе белогвардейских войск генерала Краснова.
Это было поздней осенью девятнадцатого года. Прижатые к высокому берегу реки красноармейцами сто сорок третьего стрелкового полка 8-й армии, «крестоносцы» дрались яростно, пытаясь прорваться сквозь цепи красных. Подняв над головой свои черные шелковые знамена с вышитым золотом распятием, подоткнув за пояс длинные полы черных ряс, со штыками наперевес они шли в контратаку, удивляя своим упорством старых испытанных солдат.
Десяток пулеметных лент сменил Василий, отбивая атаки остервенелых чернорясников. Вода в кожухе «максима» клокотала, а «крестоносцы» все шли и шли густыми цепями, волна за волной. И когда им, наконец, удалось на левом фланге потеснить красных и ворваться в хутор, откуда не успели эвакуировать полевой госпиталь, они, орудуя штыками, и прикладами, прикончили всех тяжело раненных, изнасиловали и убили медицинских сестер и санитарок...
— Нет, мама не такие они безобидные, как вам кажется, подальше от них держаться надо! — заключил вслух Василий.
ebooksa