Чоновцы на Осколе

22
18
20
22
24
26
28
30

Говорил он, как всегда, страстно, прочувствованно, и никто не заметил, как тяжело ему было, чтобы не прерывать речь подпиравшим к горлу кашлем, не задохнуться от недостатка в легких воздуха. Выручили его железные нервы, воля, привычка преодолевать любые трудности.

И, только вернувшись в ревком, он попросил Димку вызвать к себе врача-терапевта Иконникова, не раз помогавшего ему еще в партизанском лагере.

Врач внимательно прослушал Стрижова, выписал лекарства, велел лежать, поменьше разговаривать и по возможности лучше питаться.

Приняв выписанную врачом микстуру и порошки и вздремнув часа два у себя в кабинете на диване, Стрижов снова был на ногах. Ему доложили о благополучном возвращении из разведки Терехова и о захвате им с помощью зареченских комсомольцев начальника бандитского штаба Пащенко. Стрижов немедленно созвал на совещание всех членов ревкома.

Результаты разведки Василия Терехова, сведения, полученные при допросах Пащенко и арестованного в Валуйках землемера Шмыкова, позволили выяснить полную картину о расположении, численности, вооружении банды Булатникова и ее моральном состоянии.

Банда была полностью деморализована и охвачена паникой. Чтобы спасти свою шкуру, Булатников намеревался посадить остатки еще верных ему головорезов на коней и тачанки и перебазироваться в леса соседней губернии. Нужно было не дать ему удрать.

На совещании ревкома разработали план боевой операции. Отряд чоновцев разбили на четыре группы, чтобы подойти к Думскому лесу с четырех сторон и окружить бандитский лагерь.

Первой группе в восемьдесят человек с двумя пулеметами под командованием Шорникова поручалось подойти к опушке леса с западной стороны. Второй — в семьдесят пять человек, с пулеметом, под командованием Алексея Гораина — с восточной, третьей — под командованием начальника железнодорожной охраны Охрименко с шестьюдесятью красноармейцами и пулеметом — с южной стороны.

Василию Терехову с командой конников в числе сорока человек и двумя станковыми пулеметами на тачанках поручалось занять позицию на северной стороне леса, на дороге, ведущей к селу Меленки, чтобы прервать связь с селом и отрезать бандитам единственно возможный путь к отступлению.

Общее руководство боевой операцией было возложено на Гулина.

Выступление отряда ЧОН назначалось на двенадцать часов ночи.

Приняв команду конников, осмотрев коней, проверив оружие, Василий Терехов пообедал вместе с чоновцами и прилег в казарме на солому отдохнуть. «Не буду домой заходить, нечего беспокоить мать. Да и Женька не должен знать, что я отправляюсь на операцию, а то непременно увяжется за мной», — решил Василий.

В помещении казармы было шумно — чоновцы готовились к предстоящему походу. Чистили винтовки, разбирали и собирали пулеметы, набивали патронами пулеметные ленты. Несколько парней, окружив молодого веселого рабочего с кожевенного завода Бабкина, ловко орудовали шилом и дратвой, сами чинили свои разбитые сапоги и ботинки.

Конники из группы Василия, усевшись в углу на соломе, пели:

На горе козла поставим, Деникина петь заставим: «Прощай, мама, прощай, папа, За границу буду драпать!» Под Ростовом, под горой, Битый плачется Шкуро: «Ноют раны, ломит кости, Принимай, Антанта, в гости!»...

Василий положил голову на седло и вскоре заснул.

В десятом часу вечера его разбудил голос дневального Димки Стрижова:

— Коммунары-чоновцы, на ужин!

Гремя солдатскими котелками, чоновцы выходили из казармы, строились во дворе в очередь к полевой кухне.

Конники из группы Василия оказались хваткими, расторопными ребятами. Среди них были и комсомольцы, принимавшие участие в ночном походе на хутор Гарный. Они первые получили на кухне по котелку на двоих гречневой каши с кусками жирной баранины.

— А это вам, товарищ командир, — Димка подал Василию котелок с кашей и деревянную ложку.