— Факт.
— И второе. Предположим, что эта станция действительно находилась рядом с вашей. Мы оцепили большой район. Подождали до утра, чтоб в темноте не пропустить лазутчика. Прочесали местность. Результаты прочесывания вы знаете. Это факт?
— Факт.
— Какие выводы следуют из этого?
— Да ясно какие.
— То-то и оно.
— И все-таки я не согласен.
На эту реплику Лученка старший лейтенант ничего не ответил, решив, по-видимому, что если человек не хочет считаться со столь очевидными фактами, то продолжать спорить с ним, а тем более разъяснять ему абсурдность позиции, которой он придерживается, по меньшей мере бесполезно.
На посту, по докладу дежурных сигнальщиков, никаких происшествий не произошло. Севалин продолжал дежурить у радиостанции. По мрачному выражению его лица видно было, что он догадывается о возникшем подозрении. Да и как было не догадаться, если рядом неотлучно находился «дежурный» гость. Когда мы вошли в помещение радиостанции, Валерий, еще надеясь на что-то, произнес:
— Ну вы-то можете сказать!
Не только могли, но и говорили. Но наши доводы повисли в воздухе. Для доказательств нужны факты, их у нас не было. Радиограмма, принятая Севалиным, не может служить серьезным аргументом в его пользу. Скорее наоборот. Но разве скажешь обо всем этом Валерию? Нет. Нам стыдно было смотреть в его глаза, и мы избегали встречи с его взглядом. Отвратительное это состояние не иметь возможности честно и прямо смотреть товарищу в глаза. Ощущение такое, что ты предаешь его, спасая свою шкуру. Валерий смотрит то на Лученка, то на меня, то на Сугако. Звягинцева он в расчет не принимал. Тот, по мнению Севалина, может поступить против совести даже в таком серьезном деле, как это. Но мы — я, Михась и Лефер — как мы можем молчать? Мы же не верим в то, что он предатель. Так почему же мы не сказали об этом старшему лейтенанту? Но мы молчим, боимся встретить его укоряющий взгляд.
— Никак не думал, что вы окажетесь такими, — произнес Севалин. Он понимал, что сейчас он должен сдать вахту и уйти вместе со старшим лейтенантом и его сопровождающими моряками.
— Оружие оставьте на посту, — распорядился старший лейтенант.
— Что же это за полоса невезений. Недаром говорят: одна беда не ходит рядом; пришла беда — отворяй ворота, — говорил вполголоса скорее самому себе Валерий, собирая нехитрые свои пожитки.
Провожая старшего лейтенанта, я спросил его:
— Могу я доложить своему командованию о случившемся?
— Это ваша прямая обязанность. Но пока вы сообщите, ваше командование обо всем уже будет знать.
По телефону я связался с командиром взвода и просил у него разрешения прибыть в штаб дивизиона для доклада о происшествии на посту. Разрешение было получено, и я, немедля, отправился в Севастополь. Как ни странно, в радиовзводе уже знали о случившемся. Веденеев, тот прямо сказал:
— Так что, гадом оказался курсант? Не зря, значит, его турнули из училища.
— Ладно, Олег, где сейчас командир взвода? — я не хотел распространяться на этот счет, а тем более давать какое-либо толкование страшным событиям. Личное убеждение — убеждением, а что окажется в действительности, пока никто сказать с уверенностью не может.
ebooksa