— У деда Саватея выпросил, — сообщил Кирюха на бегу. — Он разводит не только эти, но и другие цветы. А это, говорит, персидская мимоза.
— Ну, Кирюха, спасибо, удружил, — искренне поблагодарил я Пуркаева. — За мной долг. Руку.
Я смотрел на пушистые розово-малиновые цветы и удивлялся, что здесь может расти такое чудо. Раньше мне не приходилось видеть персидскую мимозу (если Кирюха не перепутал названия). Да и где я мог ее видеть, если это по всем признакам теплолюбивое растение. Дверь в доме Хрусталевых открыла на мой стук Анна Алексеевна.
— Заходи, матрос.
— А Маринка?
— Приболела наша Маринка. И где только она могла простудиться, ума не приложу. Ни тебе дождя, ни холода, ни сквозняков. И вот какая беда.
Я зашел в комнату. Маринка лежала в кровати у окна с открытой форточкой. Щеки ее были покрыты болезненным румянцем, губы — настолько красные, что, казалось, перед моим приходом Маринка ела вишни да так и не успела вытереть ягодный сок. В глазах— выражение грусти, а вокруг них — легкий оттенок синевы.
— Ну что, некрасива я в таком виде, правда?
— Что ты говоришь, Маринка! Да знаешь ли какая ты? — я не преувеличивал. Болезнь действительно не красит человека. Но бывают минуты, когда организм в борьбе с недугом мобилизует все. И тогда человек, как воин в разгоряченной схватке, становится прекрасным. Вот такой казалась мне сейчас и Маринка.
— Ой, какую же чепуху мелю! Не утешайте меня, сама знаю, какая я.
— Нет, все правильно. Я вот... персидскую мимозу тебе принес. Выздоравливай побыстрее.
Маринка посмотрела на цветы, взяла их в руки и приблизила к своим глазам. Щеки зарделись сильнее. А может, это был розово-лиловый отсвет персидской мимозы? Глядя на необычно пышные ранние весенние цветы, Маринка несколько раз отдаляла их от себя, а потом снова закрывала ими свое лицо. Как преображается человек в минуты радости! Даже болезнь, кажется, отступает.
— Выздоравливай побыстрее, пожалуйста, — повторил я.
Маринка посмотрела на меня, а потом отвернулась и, помолчав, сказала:
— Ничего... Не обращайте, пожалуйста, внимания.
Маринка была взволнована. И было отчего. В такую раннюю пору года далеко не каждую девушку одаривают цветами. А тут не просто цветы, а редкая персидская мимоза. Справившись с минутным волнением, Маринка спросила:
— А кому вы еще подарили такие цветы?
В этом вопросе прозвучала интонация легкого лукавства. Нет, это было проявлением не чувства ревности, а скорее желания позабавить себя ролью человека, посвященного в дела других, недавно познакомившихся людей. Мне кажется, что неудачники и слабые духом люди таких вопросов не задают. Они либо замыкаются в себе и до предела суживают круг людей, с которыми вынуждены общаться, либо бесконечно жалуются на различные трудности и все свои беседы сводят к постигшим их несчастьем. Я не люблю таких людей. Это большей частью эгоисты, только требующие и ничего не дающие взамен.
— А кому еще можно было подарить их? — в свою очередь спросил я.
— Не знаю, — деланно серьезным тоном ответила Маринка. — Может быть, той, которая любит нашу школу?