— Простите меня за то, что я вас растревожил, — сказал Ярцев и, сев рядом, обнял директора за плечи. — Простите, Маргарита Семеновна. Я вас хорошо понимаю. Для вас каждый ребенок как родной. Но у меня к вам одна просьба.
— Какая, Михаил Яковлевич?
— Не могли бы вы пригласить Вадика?
— Вадика? Зачем?
— У меня к нему серьезное предложение.
Маргарита Семеновна медленно поднялась со стула, не спуская широко открытых глаз с полковника.
— Я догадываюсь, какое, — тихо сказала она и часто заморгала.
— Вы правильно догадались. Я хочу усыновить Вадика.
— Михаил Яковлевич, вы хорошо подумали? Назад дороги не будет. Вадик только об этом и мечтает.
— Вы уверены, что он мне не откажет?
— Теперь я могу сказать ту фразу, которую мне по секрету сказал Вадик. Он сказал, что ему хочется, чтобы у него был такой папа, как полковник дядя Миша.
— Он мне говорил такие слова, — севшим вдруг голосом ответил полковник. — Я их хорошо помню.
— А как к этому отнесется ваша супруга?
— Это наше общее решение.
— Хорошо. Подождите, — тихо вымолвила Маргарита Семеновна, торопливо направляясь к двери. На губах ее зародилась чуть приметная улыбка.
Михаил Яковлевич с волнением ждал.
Через некоторое время Маргарита Семеновна привела в кабинет худенького черноволосого мальчишку в клетчатой рубашонке и вылинявших, но еще крепких джинсовых брючках. В распахнутых больших серых глазах Вадика, устремленных на Михаила Яковлевича, можно было прочесть боль от пережитого, грусть, тревогу и ожидание чего-то светлого, перемены к лучшему.
Директор, стараясь говорить спокойно, что ей явно удавалось с трудом, обратилась к Ярцеву:
— Михаил Яковлевич, я сказала Вадику, что вы хотите поговорить с ним и больше ничего не сказала. Я вас оставлю на некоторое время вдвоем, мне нужно по делам. — И, круто развернувшись, она поспешила удалиться.
— Вадик, ты меня помнишь? — спросил Ярцев сорвавшимся от волнения голосом.