Молодой пчеловод положил крышку на траву. Спокойно снял «одеяльце» и открыл рамки. Потревоженные ярким светом пчелы недовольно зажужжали, но скоро успокоились и опять принялись за работу.
Юноши осмелели, осторожно заглянули в улей. Пчелы сплошной массой заполнили рамки.
А Шараф тихо, не торопясь, рассказывал, что ранее узнал от дедушки.
Ребята даже рты разинули от удивления, когда узнали, что для того, чтобы собрать килограмм меду, пчелы должны облетать около миллиона цветков.
Осмотрев пасеку, вернулись к палаткам, унося с собой целый кувшин янтарного меда..
— Кушайте мед, самый полезный продукт на свете, — приговаривал дедушка. Ребята не заставили себя упрашивать, усиленно работая ложками. А Шараф прилег под навесом, сославшись на усталость.
«Даже дедушка ничего не слышал. Откуда этот ночной голос? Да и тот старик подозрительный!. Кто он? Кто стонал и свистел ночью? — мучительно размышлял Шараф, лежа с закрытыми глазами. — Загадочный старик поднимался в гору, но тут же он вдруг появился на этом, берегу, около грота. Не мог же он опуститься с горы так быстро и переправиться через реку? Хорошо, что ребята здесь не видели! Еще испугались бы, убежали с пасеки… А ведь приехали на все лето! И где мог переправиться старик, когда здесь нигде ни моста, ни брода нету? И, если он все же переправился, почему не пришел сюда? Дедушка же его столько раз звал!»
Арменак и Саша все еще лакомились медом, а Шараф все лежал, закрыв глаза, и думал: «А может быть, рассказать все ребятам, организовать поиски и разгадать тайну? Нет, пока не следует торопиться…»
День прошел в работе. Арменак и Саша, не трогая Шарафа, усердно помогали деду Нуритдину. Встретили колхозную машину и с грузом меда отправили обратно в колхоз. Уехал в город и Нуритдин-ака, пообещав ребятам выполнить их многочисленные заказы и оставив «самым главным пчеловодом» вместо себя Шарафа. «Он — аксакал в этом деле!».
И, правда, Шараф любил пасеку, любил и знал тружениц-пчел. Да и стоит ли удивляться этому? Уже много времени прошло с тех пор, как дед начал обучать внука своему делу. А знает дедушка Нуритдин очень много. Хоть сам он и не силен в грамоте, а за его советами по пчеловодству ученые приезжают из Душанбе, Самарканда, Ташкента.
— Все, что сам знаю, все тебе передам, — не раз говорил он внуку, видя, с каким удовольствием Шараф помогает ему в работе.
— Кончу школу, пойду в сельскохозяйственный институт, тоже буду пчеловодом, — ответил как-то Шараф дедушке. И по тому, как он сказал это, Нуритдин-ака понял: есть кому из рук в руки передать пасеку.
…Шараф ходил меж ульями, Саша и Арменак пошли к реке, обещали принести рыбы. Но на этот раз им пришлось вернуться с пустыми руками. Пришла колхозная машина, завхоз привез раскладушки, и ребята принялись обставлять свое жилище.
Шараф разжег костер; желто-красные рваные куски пламени рисовали фантастические фигуры на земле, в диком танце прыгали по стене палатки и улетали в ночь.
— Шараф! — тихо заговорил Арменак, — а мы опять того старика видели. Темнеть стало, а он почему-то все еще был на берегу. Как в такую темень подниматься будет? Гора-то какая высокая, а он совсем старый…
— Садитесь ужинать, — оборвал его Шараф. Он не хотел говорить об том, чего сам еще не мог понять, об этих загадочных криках по ночам, о таинственном старике с того берега.
Все проголодались и поспешно принялись за еду. Дедушка не вернулся, и лагерь без него рано погрузился в тишину.
Шараф вынес раскладушку наружу, сон не шел к нему. Рядом послышался шорох. Проворно поднялся — Жучка. Собака опять скулила, трусливо жалась к хозяину. Шараф прислушался. И вот опять в горах застонало, заухало, мальчик почувствовал, как мурашки поползли по рукам, покрывая все тело. Соскочил с раскладушки, бросился к палатке.
Прислушался. Звук не повторялся.
— Нет, не буду будить… Пусть дедушка приедет — начнем поиски…