Засада. Двойное дно

22
18
20
22
24
26
28
30

— Понимаю, — отозвалась она. — Не подведу.

Еще раз взглянув на небо и решив, что дождь угомонится не скоро, они беззвучно отчалили от берега.

Все шло хорошо, ракетницы немцев молчали, и лодка скоро достигла стрежня, но тут ее стало заносить, и Смолин не выдержал. Он сел на весла и, побагровев от боли в обожженных руках, сильными ударами погнал суденышко к своему берегу.

Они выскочили на землю, вытащили туда же челнок и поспешили удалиться от Ловати. Потом вошли в болото, и Смолин сказал, уныло усмехаясь:

— Придется помокнуть в трясине до утра. Теперь все равно: ни одной сухой нитки.

— А почему не пойти к своим тотчас?

— На нас не написано, кто такие. В темноте все кошки серы.

— А-а, разумно.

Как только рассвело, подняв на всякий случай руки и перебрасываясь короткими словами, молодые люди пошли навстречу штыкам и дулам, навстречу своим штыкам и дулам!

Взвод разведки сначала не узнал в обожженном человеке командира. Но когда Швед крикнул, что это, черт вас всех побери, их незабвенный старшина, их Саша Смолин, дорогой начальник и товарищ, все стали шуметь и радоваться, как дети. Даже Васька Тляш похохатывал от удовольствия и хлопал себя пудовой лапой по лбу.

Лишь теперь Смолин почувствовал, как смертельно устал. Он надеялся, что ему дадут поспать и привести себя в порядок, прежде чем вызовут в разведку дивизии, но вышло все не так. Полдня над старшиной колдовали врачи, а затем машина умчала его и офицеров-разведчиков в штаб фронта.

В Валдае он доложил обо всем, что видел, сообщил сведения, переданные связной Партизанского края. Авиаторы, артиллеристы, разведчики, сотрудники отдела по работе среди войск противника внимательно слушали старшину, по очереди задавали вопросы, что-то помечали в своих блокнотах.

Затем его попросил зайти к нему в кабинет работник контрразведки, и они вместе попытались установить все, что известно о Крыловой. Девушка утверждала, что ушла с территории, захваченной немцами, потому что не могла выдержать бесчинств и издевательств, ежедневно и ежечасно творимых оккупантами на русской земле. Дочь учителя из города Шимска, она была свидетельницей гибели отца и матери, заподозренных в сочувствии партизанам. Она пыталась установить связь с каким-нибудь отрядом, но ничего не вышло. Тогда решила перейти линию фронта и попроситься в армию.

Встретив Смолина, Крылова сначала не поверила ему — мало ли в прифронтовой полосе всяких подозрительных людей! — но, слава богу, все закончилось благополучно.

Так, по свидетельству контрразведки, она заявила сама, и старшина не может ни подтвердить, ни поставить под сомнение ее прошлое. Перед тем, как проститься с офицером, Смолин высказал единственное опасение, которое возникло у него еще там, в лесной избе.

— Хорошо, ни о чем не надо беспокоиться, старшина. Мы проверим.

Вернувшись из Валдая, Смолин взял у Шведа письма, которые отдал ему перед уходом в Старую Руссу.

Две недели он почти не занимался делами разведки. Врачи из дивизионного медсанбата мазали его какими-то снадобьями, от чего нижнее белье противно липло к телу.

Крыловой нашли место у медиков, и Смолин изредка видел девушку, теперь облаченную в белый халат. Она вполне была довольна своей судьбой, благодарила случай, позволивший им встретиться и вместе добраться к своим. Ее красивые темные глаза, осененные длинными ресницами, иногда подолгу останавливались на лице Смолина, и это смущало старшину.

Взвод разведки открыто гордился своим командиром. Швед в свободное время похаживал по окопам стрелков и задирал бойцов: