Старшина приподнимает голову над краем ямы и вглядывается в околицу. Вскоре видит, как оттуда на дорогу выезжает мотоциклист.
Через минуту немец проносится мимо ямы, в которой плашмя лежат разведчики.
Проходят считанные секунды, и он исчезает за выступом рощи.
Варакушкин вздыхает.
— Ушел. А хорошо бы его, черта, ссадить с седла… Сам в руки лез…
— Не нужен он нам, да и ни к чему это, — сухо возражает старшина.
— Вы хотели — об артдивизионе… — напоминает солдат.
— Да, так вот… Надо было решить, кто в деревне: пехота, кавалерия, пушкари? Я пришел к выводу: пушкари.
Ты заметил — мы остановились на большой поляне, вблизи опушки. Незадолго до нас там стояли немцы, Ветер даже не успел размести остатки костров. Они еще теплы.
По площади вытоптанной травы, по числу костров видно: стояло около батальона солдат. Но это был не батальон, не пехота. Отдыхали артиллеристы. Нет, я не нашел ни письма, ни обрывка документа, из которых можно сделать такой вывод. Дело в другом.
Разгадка — в отпечатках, оставленных врагом. Это были, разумеется, немцы, а не испанцы, не итальянцы, не бельгийцы. Достаточно взглянуть на клочки газет, на пачки из-под сигарет. Да и без бумажек понятно. Германские сапоги имеют свою отличку: на каблуках — подковки, на подошвах — шипы. Ступня у сапог широкая, а носок круглый.
Разобравшись во всем этом, надо было решить — та ли это часть, которая находится сейчас в деревне, и что за часть?
Я проверил: следы ведут в деревню. Немцы сначала остановились здесь, а потом, наверно, послали квартирьеров в село и перебрались туда.
Я достаточно долго рассматривал оттиски колес и подков. Это был, несомненно, дивизион артиллерии. Следы простых военных повозок и следы пушек и зарядных ящиков имеют небольшую разницу. У первых они уже. Чем больше калибр орудия, тем шире стоят колеса и тем внушительней обод.
— Вы ж глядели на землю почти в темноте, Александр Романович. Так и ошибиться недолго.
— Можно и просчитаться, конечно. Но я перепроверил себя. Разные следы оставляют не только колеса, но и сами кони. Артиллерийская лошадь тянет большой груз — ее подковы шире и больше, чем у коня кавалериста. Да и форма подков неодинакова: у орудийного коня они покруглее, поразмашистей.
Вот теперь тебе тоже, небось, все ясно: в деревне артиллеристы, а дым от трех полевых кухонь говорит: три батареи. Значит, дивизион.
Варакушкин вздыхает, огорченно качает головой.
— Все-таки не веришь? — удивляется Смолин.
— Нет, отчего же… Верно объяснили. А я, товарищ старшина, так никогда не смогу, конечно…