Засада. Двойное дно

22
18
20
22
24
26
28
30

— Кто ведает, суждено ли мне вернуться с войны. Но Россия, Советская Россия уцелеет. В это я твердо верю.

— Да, Саша. Что бы ни случилось.

Старик раскурил погасшую папиросу.

— Наверное, еще будут неудачи, У немцев опыт. У них весь военный и экономический потенциал Западной Европы. Европы, которую они подмяли под себя. И наглость войск, которые пока только побеждали.

Но у нас есть то, чего нет и не может быть у них. Знамя Ленина, великая и целиком сражающаяся партия. Единство народа. И немцы не выдержат наших ударов. Вот ты увидишь.

Он снова чиркнул спичкой.

— Ты заметил на эшелоне лозунг — «С Новым победным годом!» Это не попытка прогноза, это — желание, Саша. Война будет долгая, это уже ясно, и погибнут не сто, не тысяча и, может, не миллион человек. И прежде всего — коммунисты, они не умеют за чужой спиной воевать. Но Родину мы спасем, и Советскую власть — тоже.

Отпили по глотку вина, помолчали.

— За что ордена? — то? — внезапно спросил старик, бросив взгляд на грудь Смолина. — «Красные Знамена» за что и две «За отвагу» — за что?

Старшина пожал плечами.

— Мне удалось совладеть с собой, Кузьма Дмитриевич. За это.

— Как? — не понял старик, но тут же согласно качнул головой. — Понимаю тебя.

— Мы шли на восток, и выла над нами сатаной авиация немцев, и горели хлеба, и дети умирали на глазах матерей, и слезы разъедали лица солдат… И все-таки… Есть тут, на Северо-Западе, небольшой городок Сольцы, и я запомню его, ибо именно там полки нашей армии обернулись к противнику, и от танковых и моторизованных дивизий врага полетели клочья. Да, да, хваленые, самодовольные, прущие без оглядки вперед немцы бросились наутек. Это был один из первых красных контрударов на Великой войне.

Больше других досадил врагу, кажется, полк капитана Краснова. Его звали Анатолий Андреевич. Ничего в нем сверхъестественного — обычное русское лицо, чуть жестковатое, овсяные мужицкие усы. Его бойцы носили затрепанную, просоленную форму, многие были перевязаны и обожжены, но в их глазах горело торжество победы, пока — только частной победы, которая, вместе с другими — настанет срок! — приведет нас в Берлин.

Потом, в сентябре, мы всем фронтом остановили врага здесь, на подступах к Валдайской возвышенности, не пропустили его на Бологое, к Октябрьской железной дороге, перекрыв путь на Ленинград. И вот тогда я заметил: враг боится нас. Немцы почти не проникали в наши тылы, а мы шарили у них за спиной и рвали гранатами их штабы. Выреза?ли ножами их гарнизоны и пускали под откос их поезда… Вероятно, и я кое-чему научился, Кузьма Дмитриевич. Однако война — это школа каждый день и труд каждый день, и тот, кто не умеет учиться и вытягивать из себя жилы, проиграет ее.

— Да, Саша. О чем ты хочешь сообщить еще?

— Еще? Ну вот разве о том, что надо сказать «спасибо» Вождю Великого Племени, помогающему мне воевать…

— Экой ты, братец, подлиза… Чем же он тебе помогает, этот самый вождь?

— Нет, не подлиза. Когда-то он научил меня, мой старший Великий Брат, бесшумно ходить по лесу, читать следы, понимать язык птиц и сигналы цветов, разжигать костер на ветру и видеть вокруг себя связи жизни. И пока солдаты на войне изучали все эти премудрости — без них не прожить в бою — я занимался иным и обгонял товарищей.

— И что ж тебе удалось запомнить?