«Только бы не убить… только бы не убить…» — лихорадочно думает Смолин.
Немец, ругаясь и призывая на помощь бога, склоняется над скорченным телом.
И тогда разведчик резко выбрасывает вперед и вверх левую руку, хватает врага за волосы и, рывком подтянув к себе, отдергивает левую руку, а правой наносит удар.
Подхватив обмякшего немца, Смолин на всякий случай зажимает ему рот, потом тихонько отводит ладонь.
Молчание.
Старшина достает из-за пазухи шнур, скручивает пленному руки, затыкает рот кляпом. Перекинув безвольное тело через плечо, сгибаясь под тяжестью, пускается в обратный путь.
«Хоть бы не палили ракет», — думает он.
Но именно в этот миг над болотом взлетает несколько белых огней.
Старшина падает на колени и замирает, ругаясь про себя и слизывая густой соленый пот с губ. Ему кажется, что оглушенный немец на его плече огромен и виден со всех сторон.
Но выстрелов не слышно. Ракеты вскоре гаснут, и Смолин, покачиваясь, поднимается на ноги.
Швед, разглядев вблизи старшину, торопливо вешает автомат на шею, топит в стороне от тропы заряженную гранату. Затем перетаскивает немца себе на спину и молча пускается в путь.
Проходит четверть часа.
— Дотащишь? — шепотом справляется Смолин.
— Тело — да, а за душу — не ручаюсь, — хрипит Арон.
Смолин устало бредет за Шведом, и старшине мерещится, что немец, странно вихляясь, идет сам. Его огромное тело накрыло почти с головой невысокого и худого разведчика. Однако отчетливо видно: ноги пленного волочатся по грязи, подпрыгивая на кочках.
Впереди разрываются три или четыре снаряда.
— Нащупали, черт их возьми! — вздыхает Смолин. — Не дотащим…
Но тревога напрасная. Это обычная ночная стрельба, без прицела.
Разведчики останавливаются и отдыхают.
— Он не опомнится раньше времени? — кивает на пленного Швед.