Обратной дороги нет ,

22
18
20
22
24
26
28
30

— А что за день? — спросил я.

Арбузов дышал над трубкой. Что-то его сдерживало, не говорил прямо о случившемся. Наконец комиссар сказал:

— Сейчас приду на НП, расскажу. Дождитесь меня там, пожалуйста.

Он всегда говорил в таком тоне: «прошу вас», «было бы очень хорошо», «пожалуйста». Все знали, что еще недавно, до войны, Арбузов был вторым секретарем райкома партии где-то на Алтае. Огромного роста, с очень добрым выражением крупного, несколько располневшего лица, комиссар, несмотря на военную форму, воспринимался окружающими человеком гражданским, сугубо партийным работником. Отдавая распоряжения, Арбузов не стоял по стойке «смирно» и сам не требовал этого от подчиненных. Он отлично понимал — это будет выглядеть у него неестественно и покажется напускным или даже смешным. Поэтому комиссар держал себя просто, занимался делом без лишних формальностей и некоторых, чисто внешних, военных правил. Но это совсем не значило, что его обходили и не слушались в делах служебных. Совсем наоборот! Уж если Арбузов скажет: «Прошу вас», то человек бросит все и выполнит распоряжение.

Была в Арбузове какая-то государственная непререкаемость. Он мог послать человека на смерть без колебания, если того требовало общее дело. Ни у кого ни на минуту не появлялось сомнения в необходимости такой жертвы. Каждый был уверен, если сказал комиссар, то это единственно правильно, неизбежно и честно. И вместе с тем Арбузов мучительно стеснялся, когда ему приходилось обременять человека какой-нибудь неслужебной просьбой.

Я видел однажды, как Арбузов покашливал и мялся, маскируя смущение, прежде чем обратился к офицеру, уезжавшему в отпуск по болезни. А просьба-то была пустяковой, всего и сказал: «Пожалуйста, бросьте мое письмо где-нибудь подальше в тылу, в настоящий почтовый ящик. Здесь очень долго пробиваются по фронтовым дорогам… А дома ждут… дети, жена».

Протиснувшись из хода сообщения в яму НП, комиссар поздоровался со мной и Голощаповым за руку. От него веяло приятным домовитым теплом и хорошим одеколоном; глаза смотрели приветливо и доброжелательно.

Арбузов долго разглядывал флаги и о чем-то думал. Лицо его стало строгим, на лбу образовались бугорки и ямочки. Наконец он сказал:

— Празднуют! Эти флаги, товарищ Ковров, фашисты вывесили в честь Гитлера… Сегодня его день рождения, понимаете?

Я раньше никогда не думал о том, что у фашистов есть свои праздники и знаменательные даты. Даже любопытно стало. У нас годовщина Октября, Первое мая, 8 Марта, а у них что? День путча? День поджога рейхстага? Конечно, это называется иначе, как-нибудь торжественно. Придется разобраться с их праздниками, пригодится в работе.

И вдруг у меня мелькнула мысль: «Вот бы сбросить этот флаг. Было бы здорово!»

Я посмотрел на Арбузова и понял — комиссар думал о том же. Наверное, он соизмерял пользу, необходимость и степень риска. Похищение флага на глазах у всего полка будет хорошим толчком для подъема настроения.

— Дело не в белой тряпке и не в том, чтобы насолить гитлеровцам в праздничный день, — сказал комиссар и стал излагать, какую пользу можно извлечь из этого мероприятия. Он старался, чтобы я сам убедился в абсолютной необходимости задуманного.

А я смотрел на доброго, озабоченного комиссара и не совсем Понимал, почему он меня уговаривает. «Надо — значит надо!» Я окончил училище, был кадровым офицером. Короткий приказ для меня понятнее и убедительнее. А майор Арбузов продолжал говорить:

— У нас нет времени на изучение объекта, нет времени на подготовку, даже на размышления. Ночью гитлеровцы сами снимут флаг. Кончится 20 апреля — и снимут. По своей пунктуальности, наверное, додержат до двадцати четырех ноль-ноль, а потом опустят. Все, чем вы располагаете, — четыре-пять часов темного времени. Поэтому продумайте вte самым тщательным образом и подберите наиболее опытных разведчиков.

Комиссар взял меня за руку выше локтя, жестом этим и особенно тоном подчеркнул:

— Это не обычное задание, товарищ Ковров, считайте его партийным поручением. Перед тем, как идти сюда, на НП, я говорил с командиром полка. Мы будем держать в готовности артиллерию, если потребуется, прикроем ваши действия огнем.

Я был уверен: теперь Арбузов поднимет на ноги всех, не только артиллеристов, но и пулеметчиков, снайперов, рядовых стрелков, штаб, тыловые подразделения, санитарную часть, даже кухню — все будут по воле комиссара брошены на успешное выполнение задачи.

— Вам нужно найти время для отдыха, — советовал Арбузов, — всю ночь не спали. Идите, сейчас же ложитесь спать. Обдумайте состав группы и дайте людям указания на подготовку.

Голощапов при появлении комиссара расправил под ремнем складки шинели, подтянулся и поддернул на плече автомат. Он все время молча слушал разговор старших.