Риттер облизывает пересохшие губы.
— Это было личное задание Геринга. Выполняла военная разведка адмирала Канариса. Нас высаживали в строжайшей тайне с рыбачьих тральщиков, подлодок и ледоколов…
— Что от вас хотели Геринг и Канарис?
— Во-первых, сводки погоды… Регулярные сводки… Огромный фронт… От Лондона до Волги… — Риттер говорит медленно. Он с трудом выталкивает слова из потрескавшихся губ. — У нас нет станций севернее Норвегии… Здесь кухня погоды. Авиация слепа. Мы даём сводки… Каждые шесть часов сводки… Чтобы победить в воздухе, нужен прогноз… Ежедневный точный прогноз…
Я вспоминаю «юнкерсы», летевшие над Доном, разбомблённую Лозовую, горящий Харьков.
Риттер, прикрыв глаза, умолкает. Я наклоняюсь к нему.
— И это всё?
Риттер молчит.
— Сводки — и только?
Лейтенант поднимает веки.
— Нет… — Я скорее угадываю, чем слышу его голос. — Остальное тоже… Разведка… Наводка рейдеров… Дезориентировка самолётов и кораблей противника.
— Значит, та радиограмма?..
— Да… Я отдал приказ… Я исполнил свой долг…
— Долг?
— Да. Я так считал… Я хотел, чтобы скорей кончилась эта война…
— И потопили безоружный транспорт… А то, что случилось здесь вчера?
Риттер подымает усталые больные глаза.
— Оставьте… Дайте мне спокойно умереть…
— Вставайте, — говорю я.
Риттер не отзывается. Встряхиваю его. Лейтенант валится на лёд. Я выпрямляюсь.