— Встать! Ауфштеен! Шнеллер!
Риттер машинально повинуется. Неуверенно встаёт. Я подхватываю его под руку.
— Идёмте, — говорю я.
9
Мне удалось подстрелить несколько нырков, и это немного поддержало наши силы. Но Риттер с каждым днём слабеет. Он не верит, что мы сможем добраться до людей. На воде лейтенант ещё кое-как гребёт, а на льду идёт рядом с санями, с трудом переставляя ноги. Мы едва продвигаемся вперёд. Если не случится какое-нибудь чудо, мы погибли.
Вечерами Риттер долго шелестит страницами писем. Вряд ли он может что-нибудь разобрать на этих потёртых листках. Просто он вспоминает дом, семью, перебирает свою жизнь.
Днём Риттер ко всему безразличен. Боюсь, скоро настанет час, когда я не смогу заставить его идти дальше.
10
Сегодня нам повезло. Мы вышли к чистой воде и только к вечеру доплыли до противоположного края широкой полыньи.
Я первый вышел на льдину и замер поражённый: по снегу поперёк ледяного поля проходил отчётливый след саней. Рядом со следом полозьев, порой переплетаясь с ним, явственно отпечатались следы двух пар ног. Здесь недавно проходили люди!
Я позвал Риттера. Лейтенант на мгновение оживился. Он долго всматривался в следы. Постепенно его лицо становилось всё мрачнее.
Мы вытащили на лёд лодку, сняли наши нарты. Риттер подтащил их к следу. Полозья нарт точно совпали с колеёй.
Это были наши следы. Мы прошли по этой льдине, может быть, день, может быть, два, а может быть, н месяц назад. Теперь её занесло дрейфом вперёд. Мы будто кружимся на гигантской карусели, и кто знает, куда нас выбросит её бег…
Мы молча сидели на санях. Риттер, казалось, дремал. Мне тоже мучительно хотелось закрыть глаза, вытянуться в нартах и забыть обо всём.
— Надо идти, — сказал я.
— Вы ещё надеетесь дойти? — глухо спросил Риттер.
— Да. Вместе с вами.
Риттер покачал головой.
— Я не могу сделать ни шага, — Он прикоснулся к ноге и поморщился от боли. — Идите один.
— Вы пойдёте. Пойдёте со мной, Риттер. Вы отлично это знаете.