Счёт теперь уже на часы. Как донесение, идет в далекую Алма–Ату открытка. «Нина и Эля. Пошел в бой. Целую. Ваш папа. 27.VIII».
Что подразумевал он под этим второпях упомянутым «пошел в бой»? Разве что так понял начало марша к исходным позициям, а кто знал, что ждет их там? Наверно, все думали, что движутся в район боевых действий. Или, может, отразили ещё один воздушный налет? Есть и такие свидетельства.
Чтобы не демаскировать себя, шли ночами. Изнурительным был стокилометровый марш. Лил дождь. Раскисли дороги. Пробовали идти по обочине – сапоги с чавканьем проваливались в почву: кругом болота. Не везде успели навести переправы через реки и речушки. Но шли, и сохранившиеся в архивах донесения подтверждают, что полк выполнил боевой приказ точно в установленный срок.
Переправились через реку Мста и с ходу принялись организовывать оборону. Новый приказ Панфилова определил задачу: «…используя условия местности, прочно прикрыть танкоопасные направления и железную дорогу на участке полка».
Лихих атак, победных сражений, которых с таким горячим нетерпением ждали панфиловцы, особенно молодые, однако, не было. Дивизия заняла второй эшелон обороны. Командующий фронтом П.А. Курочккн, принявший свой пост за два дня до прибытия казахстанцев, вспоминает: «…Положение на фронте постепенно начало стабилизоваться. Наступило временное затишье».
Затишье, конечно, относительное. Случались бомбежки и артналеты, ходили в разведку. Выпало и хоронить боевых товарищей. А главное – работали. Устраивали позиции – окопы полного профиля, стрелковые ячейки, противотанковые заграждения. Осень началась рано – дожди, слякоть, тяжелая грязь. Везде: в землянках ли, в окопах, ходах сообщения – стылая вода…
Клочков быстро привыкал к армейскому повседневью. Когда рота укрепила боевые позиции, он всё чаще садился за письма: в сентябре почти каждый день. В зависимости от обстановки шли в Алма–Ату, на Волгу, на Дальний Восток то пространные послания, то до предела короткие, всего в несколько строк, открытки.
3 сентября. Из письма жене и дочери: «Начал привыкать и почти уже привык к военной жизни».
4 сентября – сестре Анне, её мужу Михаилу Непша и их детям: «Привет вам от бойца Рабоче–Крестьянской К. А. Нахожусь я… километров 180 от Ленинграда… Привык уже к боевой обстановке, и ничуть не тревожит и не страшит бомбардировка…»
Фронтовые будни. Ещё одно сентябрьское письмо домой: «…Идет дождь, сейчас собираемся оборудовать окопы, а пока сижу под палаткой в лесу и пишу. Самолеты сегодня ещё не бомбили, между прочим, наших самолетов летает больше. В день 10–15 раз бывает воздушная тревога. Наше подразделение потерь ещё не имеет. Да и в целом дивизия имеет только 8 человек убитыми и человек 10 раненых. Сам я и все бойцы моего подразделения чувствуют себя хорошо.
Немцы–фашисты застыли на одном месте… Дожди здесь ежедневно не дают покоя немцам, оно и нам неприятно, но для немцев убийственное дело.
…Вспоминайте отца. Я вам послал несколько писем и открыток, и в одном письме послал дочке на мороженое 30 рублей. Из Сызрани послал маме 150 руб. Всем привет. Крепко, крепко целую вас. Ваш папа».
6 сентября снова письмо: «…Соскучился страшно за вами. Сижу в комнате и за столом пишу это письмо. Между прочим, Нина, я 3–й день в деревне, две ночи подряд спал в тепле. Здесь ведь не Алма–Ата, осень настоящая. Хозяйка квартиры – старушка, живет одна, хорошо за нами ухаживает, а нас трое. Она (старушка) 3 сына проводила на войну и вот жалеет нас, как своих сыновей. Народу здесь осталось мало, все выехали, но вряд ли немцу удастся дальше продвинуться. Наши крепко удерживаются, скоро запоет Гитлер: «Зачем я шел к тебе, Россия…»
Шел четвертый месяц войны. В это же самое время Гальдер записывает в дневник: «Наши известия о победах потеряли свое первоначальное влияние… Мы уж слишком часто уничтожали большевистские ударные армии или утверждали, что большевики больше не в состоянии осуществлять оперативные действия…»
Недолго стояли во втором эшелоне. 10 сентября рано утром полк выведен на новую линию – Дубки, Крутики, Подтики – ближе к противнику. В материалах боевых действий дивизии рассказывается, что с этого времени стали вести разведку, произошло несколько стычек с пытавшимися прорваться группками противника.
18 сентября – день рождения советской гвардии. Пока такое звание присвоено только четырем стрелковым дивизиям, отличившимся в боях под Смоленском. Приказ наркома обороны зачитывается в каждой роте. Следовательно, и четвертая рота слышала этот приказ. И возможно, что Гундилович или Клочков говорят своим товарищам по оружию: «Мы тоже будем драться за это звание…» Но когда это произойдет по–настоящему?
День за днем в обороне… Следующее письмо Клочкова дает представление о том, каким был первый фронтовой месяц для панфиловцев: «Наша часть стоит в резерве, а мы, следовательно, отдыхаем и проводим нормальную учебу, я всё стреляю из револьвера по мишеням, а скоро буду стрелять по фашистам… Вначале, когда мы приехали сюда, немцы очень часто обстреливали и бомбили нас, но сейчас дней 10 не появляются. Господствуют в воздухе наши «ястребки» (истребители) и бомбардировщики, а они – фашистские коршуны, завидя наши самолеты, удирают трусливо…»
Заканчивается письмо доброй, спокойной строчкой: «Жив я и здоров». А за сентябрь полк потерял тридцать человек.
5. Когда же в бой?..
«Здравствуйте, дочка Эличка и жиночка Нина! Конечно, вы не прочь читать мои почти ежедневные письма. Я очень много пишу вам. Пока есть время, пишу. Досадно становится, когда наши товарищи воюют, а ты сидишь резервистом… Но дойдет скоро очередь и до нас, и мы повоюем.
ebooksa