ГЛАВА 3
Кабинет Комарова оказался в глубине коридора и окнами смотрел во двор. Солнце, как видно, в эту комнату не заглядывало; была она маленькая, пустоватая и темная.
Когда я вошел, Комаров сидел на диване и занимался делом довольно странным. На коленях у него была постелена газета, поверх которой лежал детский ботинок. В руке субинспектор сжимал загнутое сапожное шило, а по углам рта у него на манер монгольских усов свешивались концы прикушенного зубами пучка дратвы.
– Не помешал? – спрашиваю.
Выплюнул он дратву в ладонь, оглядел меня с ног до головы без особого интереса, вздохнул.
– Помешали, – говорит.
– Я народный следователь…
– Знаю.
Сказал и смотрит на меня не мигая: что, дескать, дальше?
Сатирик я, конечно, не бог весть какой, но тут собрал, сколько мог, сарказма и говорю, подчеркивая каждое слово, что если глубокоуважаемый субинспектор не имеет свободного времени, то я поднимусь к его начальству и там подожду, пока он изволит освободиться от приватного своего занятия и посвятит десяток–другой минут служебному делу.
Пожал Комаров плечами, оторвал от меня взгляд и снова взялся за шило.
– И то, – говорит, – сходите к руководству. А я той порой сыну сапог дострою. Видите, сидит босый…
Тут только я разглядел, что в углу на табурете сидит мальчишка – одна нога в ботинке, другая в чулке. Лет мальчишке на вид что–нибудь около десяти; пальтишко на нем небогатое, застегивается на левую сторону, как у девчонки; под левым же глазом – фонарь зрелого оливкового цвета.
– Вот, – говорит Комаров, – любуйтесь, наследник мой. Ходит во вторую группу и никакого уважения к взрослым. Встань, поросенок, поздоровайся.
Встал он – на одну ногу, босую под себя поджал.
– Здравствуйте, – говорит. – Я – Пека.
– Сергей, – говорю, – по отчеству Александрович, но можно и без отчества.
– Угу, – говорит, – без отчества лучше. Складнее выходит.
Мы знакомимся, а Комаров тем временем орудует шилом. Словно бы и забыл о нас. Пришлось волей–неволей поддерживать светскую беседу.
– Это кто же, – спрашиваю, – тебе блянш подставил?