Другой индеец, подросток, отличался незаурядной красотой — прекрасные черные глаза, белые жемчужные зубы, коралловые[71] губы, великолепный бронзовый цвет лица, слегка побледневшего от боли и страха.
Одна его рука, видимо задетая пулей, безвольно висела вдоль туловища. Другой он пытался намертво вцепиться в своего товарища! Внезапно индеец начал истошно кричать. Эти отчаянные вопли и разбудили Хуану.
Пленник был облачен в длинное, ниже колен, и затянутое на поясе платье из оленьей кожи, шаровары из того же материала с роскошной бахромой по швам, а на ногах — мокасины[72]. Вся одежда была украшена красивой замысловатой вышивкой.
Вдруг от головы индейца отделилась длинная иссиня-черная коса, до сих пор закрепленная на затылке выпавшей костяной заколкой.
— Слушай! — прохрипел один из янки. — Провалиться мне на месте, если это не индианка.
— Ты не ошибся! — ответил другой.
— Что будем делать?
— И думать нечего! Обоих пристрелим, и точка! Это как гремучую змею — всегда убиваешь с удовольствием.
— Ну вот и отлично!
В соответствии с жестоким и неумолимым законом пустыни ковбои вытащили револьверы и приставили стволы к головам пленников.
Индеец выругался в последний раз. Индианочка громко закричала. Вот-вот прогремят выстрелы.
Хуана бросилась вперед. Порывистым движением она отстранила в сторону револьверы и, задыхаясь, произнесла:
— Пощадите их, джентльмены! Прошу вас!
Ковбои учтиво склонили головы и засунули кольты за пояс.
— Как скажете, сеньорита. Ваша просьба — для нас закон!
— Спасибо! Благодарю вас от всего сердца!
Попытка героически встретить смерть, кажется, вконец обессилила индейца. Он побледнел, глаза часто-часто замигали. Бросив последний, преисполненный невыразимой нежности взгляд на девчушку, краснокожий тяжело рухнул на землю.
Железный Жан и Джо подошли к Хуане. Они поняли ее великодушный и благородный замысел: спасти этих несчастных, перевязать и — кто знает? — вылечить их жестокие души.
— Индейцев надо отнести в дом, не так ли, сеньорита? — спросил Железный Жан.
— Да, мой друг, спасибо вам! — признательно улыбнулась Хуана.