Обреченный мост,

22
18
20
22
24
26
28
30

Верить в это полицай-комиссар отказывался. И так и сказал:

— Отказываюсь верить. Более откровенного, я бы сказал, наглого сотрудничества с Советами я ещё…

— И правильно делаете, что отказываетесь, — прервал его, сухо улыбнувшись, Жарков. — И впредь отказывайтесь, — поощрительно помахал он перчаткой. — И желательно, также демонстративно.

— Это ещё зачем?! — чуть не вскрикнул Эрих, окончательно потерявшись от гнева и недоумения.

— Чтобы привлечь внимание подпольщиков, — слегка даже удивлённо, как само собой разумеющееся, пояснил Жарков. — У вас же есть на примете советские агенты?

— Имеются… — еле выдавил из себя оберстлейтнант.

Ни признавать, ни принижать своих успехов на этом поприще ему не хотелось. Тем более что перед ним, с вероятностью 9 из 10, был русский шпион.

— За которыми вы установили слежку? — продолжал тем временем «шпион». — Вот некая Сомова Наталья, например…

«Donnerwetter!» — красноречиво промолчал оберстлейтнант и, помолчав, язвительно осведомился:

— Они тоже должны стать носителями дезинформации?

— Именно, — подтвердил русский. — Вы догадливы.

— Но в чём же она тогда состоит?.. — вновь раздражаясь, спросил Мёльде. — Эта ваша дезинформация? Или привезённое электрооборудование бутафорское?

— Ни в коей мере, — глянув на брегет, принялся натягивать перчатки Жарков. — Всё подлинное. И мне искренне жаль, что я пока… — подчеркнул он выразительным взглядом. — Пока вынужден оставить вас в недоумении. Но, поверьте, так надо для Германии! — и приглашающим жестом указал на выход из зала.

— Не поверил, — с бесцветной улыбкой констатировал штандартенфюрер Жарков в спину удаляющегося полицай-комиссара, с которым они только что сухо попрощались на пороге музея. — Не поверил…

— Ни на секунду! — держась за обожжённую щеку, прорычал тот, сбегая с порога музея, бывшего дома табачного фабриканта Месаксуди.

Крым. Партизанский отряд Ф.Ф. Беседина

…А сейчас все предгорья и горы замело снегом, почти постоянно вьюжило или же срывались штормовые ветра, которые людей валили с ног и выдували остатки тепла из партизанских землянок. Положение становилось невыносимым; уже все понимали, что вот так, голодными и холодными в лесу с тремя десятками раненых и больных, и боеприпасами — разве что на пару больших боёв, — продержаться можно совсем недолго.

Беседин и Руденко отправили радиограмму с просьбой осуществить поставки и эвакуацию «нестроевых», почти трети отряда. Но на неё не было никакого ответа трое суток, кроме подтверждения о получении.

Но когда Лаврентий Хмуров, которому передали часть трофеев, взятых в горном лагере разведшколы «Эски-Меджит», упросил дать ещё одну радиограмму, да не просто, а со своим и весьма странным текстом, реакция на Большой земле оказалась быстрой и однозначной.

«…выдвинуть эвакуируемых и команду доставки на базу Третьего отряда. Отправителя последнего сообщения, с имуществом, эвакуировать обязательно…»