Кожа «краснокожих»-индейцев в действительности не имеет того красного цвета который по недоразумению чаcто считают отличительным признаком американских рас. «Краснокожими» их назвали потому, что они часто раскрашивают тело красной краской. Естественный цвет кожи индейцев следует определять как всевозможные, преимущественно светлые, оттенки коричневого. Отличительными чертами американской расы являются черные прямые волосы, грубее европейских, большой нос с горбинкой (орлиный), стройное тело с прекрасно развитой мускулатурой, маленькие красивые руки и ноги. Черты лица на наш взгляд большей частью интересны и приятны, часто красивы. Эти физические черты способствовали бракам между европейцами и туземцами и образованию помесей (креолов). Красота креолов и креолок прославлена в романах Фенимора Купера и Густава Эмара. Не следует однако думать, что в Старом Свете мы не находим типичных черт американской расы. Так, среди сибирских тунгусов, а также среди некоторых монгольских племен встречаются типы, удивительно близкие к типу северо-американского индейца.
Южная Америка была заселена из Северной. Самая южная ее оконечность — Патагония к Огненная Земля — сохранили ко времени завоевания Южной Америки испанцами, а отчасти и до настоящего времени, черты первобытной культуры (бродячий, пеший, охотничий образ жизни, лук и стрелы, каменные орудия и т. д.), которые были свойственны также и другим индейским племенам в ту эпоху, когда они продвигались с севера на юг, заселяя американский материк.
Лингвисты насчитывает в Южной Америке до 83 самостоятельных наречий. Главная масса туземных индейских племен приходится на тропические лесные области гигантского бассейна Амазонки. Южную оконечность Америки, расположенную к югу от Рио-Саладо (приток Параны), занимают конные племена индейцев Пампы и Патагонии. К югу от Рио-Саладо начинается область пампас, то-есть обширных травяных степей, лишенных стока, местами покрытых солончаковыми болотами. На юге пампасы постепенно переходят в высокие плоскости Патагонии, а на западе, у подножия цепи Анд раскинулись саванны, покрытые цветами, рощами диких яблонь и густыми лесами.
Пампасы еще недавно по ночам освещались зловещими сигнальными кострами, которыми индейцы сигнализировали друг другу о движении испанских войск. Днем сигнализацию кострами заменяли звуки рожков и трещоток. В неравном и безнадежном бою с колонистами индейцы проявляли необычайную отвагу и хитрость, каждая пядь их исконной территории дорого доставалась завоевателям. Племя индейцев вуэльче вплоть до конца XIX века не складывало оружия перед аргентинскими войсками. Буэнос-Айресу не раз угрожала опасность поджога горючими стрелами; ежегодный угон скота у колонистов исчислялся в среднем в 40 000 голов; количество женщин и детей, взятых в плен, достигало нескольких сотен.
До прихода в Америку европейцев индейцы не знали лошади, их единственным домашним животные была собака. Когда Магеллан впервые в 1520 году высадился на берегах Патагонии, он застал пеших охотников, гонявшихся с луком и стрелами за гуанако (вид ламы). Шестьдесят лет спустя, то есть через пятьдесят лет после того, как на Лаплате появились кони, испанец Сармиенто видел индейцев уже верхом, вооруженных вместо лука и стрел боласом. В течение пятидесяти лет индейцы превратились в типичный конный народ и переняли у испанцев их вооружение — длиннее копье, меч, кинжал, кожаный панцырь и шлем. Одно лишь племя «она» сохранило до настоящего времени быт пеших охотников, вооруженных луком. Отдельными семьями вместе с женщинами и детьми они бродят по Огненной Земле, одетые в старый костюм индейцев — плащ из шкуры гуанако — и в обувь из коленного куска шкуры того же животного. Громадные следы, оставляемые на земле обувью этого покроя, побудили первых испанцев прозвать население Магелланова пролива, патагонцами, что значит «большая лапа». «Большим лапам» соответствовал впрочем и весьма высокий рост патагонцев. Мужчины племени техуэльче («южные люди») достигают 192 сантиметров в высоту.
Основу хозяйственной жизни индейцев Пампы и Патагонии составляет охота. Главным предметом охоты, а также питания, являются гуанако и страус. Способ охоты за страусами был ранее вполне подобен бушменскому способу, то-есть охота производилась переодетыми охотниками, которые с луком и стрелой подкрадывались к птицам. При охоте на гуанако употребляется болас с тремя шарами. Шары эти делались раньше из камня (теперь железные) и зашивались в кожаные футляры; веревки всего снаряда приготовлялись из сухожилий гуанако или страуса.
Любимый способ жарить мясо заключается в том, что цельную тушу гуанако зарывают в горячую золу; внутрь туши кладут раскаленные камни. Из сшитых по 50 штук шкур гуанако сооружается палатка индейцев. Из этих переносных палаток-толдо раньше образовывались целые деревни с населением в 3000–4000 человек.
Индейцы передвигаются в пампасах под предводительством вождя, на обязанности которого лежит давать каждое утро указание направления и руководить совместней охотой. Времена могущественных кациков, — вождей, объединявших тысячи индейцев для похода против «бледнолицых», — прошли безвозвратно. При встрече двух отрядов индейцев происходит посылка герольдов, организуется церемония встречи, а затем устраиваются конные состязания, бои петухов; процветает игра в карты и в кости.
Пампасы и Патагония, которые входят в состав Аргентинской республики, в настоящее время сохранили мало чистокровных индейцев. Там значительно больше метисов, полудиких скотоводов-гаучосов, которые как внешностью, так и обычаями незначительно отличаются от чистокровных индейцев.
Следопыт среди книг:
Книги об Октябре.
ОТ ОКТЯБРЯ ДО НАШИХ ДНЕЙ
Дать в беглой заметке сколько-нибудь связную историю литературного движения от Октябрьского переворота до наших дней конечно немыслимо. Напомним вкратце читателям о наиболее важных этапах, прейденных нашими пролетарскими писателями и писателями-попутчиками в эти годы. За гранью Октябрьской революции русской литературе суждено было пережить такие удивительные перемены и превращения, подобных которым не найти ни в один столь же краткий исторический период. Революция разрушила тот социальный базис, на котором вырастала буржуазная литература. Представители ее частью отошли в сторону и умолкли, частью очутились в стане эмигрантов (Бунин, Андреев, Куприн, Шмелев). Наряду с этим, революция вызвала к жизни и влила в литературу представителей новых социальных слоев — рабочих и крестьян.
В первые годы революции страна была лишена возможности по-настоящему строить и созидать, она созидала и строила лишь в той мере, в какой это было необходимо для успешного окончания гражданской войны. Мы были тогда свидетелями быстрого распада старой культуры и постепенного нарождения новой. Робкие голоса первых пролеткультовских поэтов говорили об абстрактном новом человеке, перестраивающем чуть ли не всю вселенную. Космическое мироощущение поэтов «Кузницы» (Герасимов, Кириллов и др.) страдало расплывчатостью и неопределенностью. «Пролетарская поэзия того времени подчеркнула социальность, коллективную устремленность новых борцов к новым берегам, она предвосхитила и новую строительную эпоху, но сделала все это она в схематической, общей и слишком отвлеченной форме. Иначе и быть не могло — ибо старый быт тогда ломался, а новый, лишь неясно намечался, восстановительные годы пришли поздней».
По окончании гражданской войны, в связи с первыми успехами в области хозяйственного строительства начали оформляться и новый быт и новая культура. Наступила полоса литературного оживления. Постепенно окрепла проза пролетарского сектора нашей литературы (Гладков, Ляшко, Фурманов, Неверов, Либединский и др.) и выросла целая плеяда молодых писателей-попутчиков (В. Иванов, Сейфуллина, Яковлев, Леонов и т. д.). Несмотря на многие серьезныe недостатки, наша художественная литература уже тогда вступала в полосу несомненного роста. В противовес узкому индивидуализму предреволюционной литературы творчество новых писателей было насыщено общественностью. Hа первом плане стояли темы большого общественного значения — гражданская война, классовая борьба в деревне, партизанское движение, переход к мирному строительству и т. п.
С особенной силой выразительности удалось художникам того времени отобразить незабываемые годы героической борьбы ка фронтах («Железный поток» Серафимовича, «Чапаев», «Мятеж» Фурманова, «Бронепоезд» Вс. Иванова и т. д.). Темы гражданской войны долго продолжали занимать внимание наших писателей и главенствовать в ряду других тем. Из более поздних произведений того же порядка надо назвать «Конармию» Бабеля. Литература и теперь продолжает еще обогащться новыми произведениями, посвященными гражданской войне. Укажем хотя бы на «Разгром» Фадеева, «Тихий Дон» Шолохова, «Россию, кровью умытую» Арт. Веселого.
Переход к мирному строительству, период восстановления разрушенного хозяйства также нашел себе яркое выражение в творчестве многих пролетарских писателей. Наиболее интересными из таких книг являются: «Цемент» Гладкова, «У фонаря» Никифорова и «Доменная печь» Ляшко.
В последующие годы пролетарская литература неизменно крепнет и растет, все дальше уходя от схематизма и агиток, освобождаясь от наносных и чуждых влияний, с невероятными усилиями вырабатывая свой стиль, расширяя свой кругозор и углубляя тематику. Наличие роста пролетарской и крестьянской литературы позволило наконец нашим издательствам выполнить директиву партии и приступить к изданию массовой дешевой литературы многотысячными тиражами. Этого требовали задачи культурной революции в стране. Литература, отражающая новую жизнь, новые формы быта, гигантский размах строительства в городе и в деревне, становится достоянием широких слоев рабоче-крестьянских читателей.
Письмо в редакцию «Всемирного Следопыта»
ebooksa