Всемирный следопыт, 1929 № 10

22
18
20
22
24
26
28
30

Брал ружье и куда-нибудь уходил.

IV. Подозрительные случайности.

Полярная ночь наконец кончилась. В конце февраля в первый раз показалась солнце. Сначала оно выглянуло лишь одним краешком, на другой день — до половины, а затем выкатилось все — огромное, багровое, словно только что вымытое свежей кровью. С каждым разом оно поднималось все выше, и дни стали быстро нарастать. Полярная пустыня вдруг повеселела, как веселеет угрюмое лицо, осветившееся улыбкой; сверкая алмазными брызгами, она уже не казалась такой холодной и мepтвой, как при таинственном свете северных сполохов.

С приходом солнца изменилось и настроение людей в зимовье. Морщины на лицах разгладились, глаза смотрели бодрей, исчезла беспричинная раздражительность. Даже Натальченко прекратил свои выходки, превратившись опять в уживчивого добродушного парня. Можно было подумать, что на него и в самом деле так подействовала беспросветная тьма полярной ночи, но долган Николай, судивший о людях по первому впечатлению, меньше всего доверял этой перемене.

Оставшись как-то с Бегичевым наедине, он сказал ему:

— Слушай, боцман, будь осторожен с этим рыжим…

— В чем дело? — удивился тот.

— Ты думаешь, что это все так, случайно, как бывает иногда на охоте, а по-моему у этого человека не чистая совесть.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Натальченко хочет твоей смерти.

— Вот так раз! — рассмеялся Бегичев. — Чем же это я ему помешал? У меня нет с ним никаких счетов.

— Этого я уж не знаю, а только верно говорю: берегись. На охоту вдвоем с ним не ходи…

Случайности, о которых говорил долган, были следующие. В одной из них снова играл роль медведь. Это было уже в начале апреля. Возвращаясь с осмотра песцовых ловушек, охотники заметили на прибрежных льдах трех медведей. Один из них был убит ими наповал, а другой, раненый, попытался было уйти, но несколько выстрелов вдогонку свалили его. Первыми к медведю подошли с одной стороны Бегичев, с другой Натальченко. Думая, что зверь мертв, охотники подошли к нему шагов на двадцать, но в это время медведь поднялся на ноги. Ближе к нему находился Бегичев, а потому зверь и пошел прямо на него. Для боцмана в этом не было ничего страшного, потому что он достаточно на своем веку имел дела с белыми медведями, и он спокойно поднял ружье к плечу. Но когда Бегичев нажал спуск, выстрела не последовало — в замке случилась какая-то порча.

— Стреляй, у меня испортилось ружье! — крикнул он Натальченке, который в это время находился сбоку. Ему ничего не стоило свалить зверя, но выстрела с его стороны почему-то не доследовало. Медведь между тем находился от Бегичева в каких-нибудь пяти шагах. Не понимая причины медлительности товарища, Бегичев уже взялся было за нож, чтобы вступить со зверем в рукопашную, но в этот момент выстрел уже с левой стороны уложил медведя. Это стрелял, подоспев на помощь Бегичеву, долган Николай.

— Почему ты не стрелял? — спросил потом Бегичев Натальченку.

— Не понимаю, что такое, затмение какое-то нашло… Смотрю на медведя, а что надо делать, не знаю. Выходит, что струсил…

Другая случайность, также едва не стоившая жизни Бегичеву, произошла несколько дней спустя. В вечерние часы, если была ясная погода и не было работы, Бегичев любил иногда посидеть на скалистом мысу неподалеку от зимовья. Тут, на одном из выступов, под нависшими камнями имелась небольшая терраса, с которой открывался далекий вид на Полярное море. Погода уже стояла теплая, то-есть морозы не превышали пятнадцати-двадцати градусов. Иногда к Бегичеву присоединялся кто-нибудь из охотников, чаще других Николай, любивший поговорить с боцманом о том, как живут люди в других краях, но в этот вечер он тут сидел один. И вот, когда боцман уже собирался уходить, над его головой раздался грохот. А в следующую минуту рядом с ним шлепнулась скатившаяся сверху каменная глыба. Сначала Бегичев подумал, что камень упал сам собой, подточенный временем, но взглянув вверх, увидел на скале человеческую фигуру. Это был Натальченко.

— Что ты там делаешь? — спросил он, когда тот спустился вниз.

— Сделал нескользко снимков льдов. При закате солнца они очень красивы, — невозмутимо отвечал парень, показывая на висевший через плечо фотографический аппарат. Натальченко не чужд был этому занятию.

— Но твои снимки едва не стоили мне жизни. Сдвинутый тобой камень свалился мне прямо на голову.