— Извините, товарищ генерал, что приходится говорить такие прописные истины. Но я считаю необходимым повторить их, чтобы яснее представить логику предполагаемого ответа Гаевого.
— А я вовсе и не считаю лишними эти рассуждения, — ответил генерал, поудобнее усаживаясь в кресле.
Взглянув на полковника Муратова, застывшего в неподвижной позе, майор продолжал:
— Мог ли Гаевой поверить в искренность желания ведущих воеводинских машинистов передать свой опыт отстающим? На этот счет у меня нет ни малейших сомнений. В противном случае он не ограничился бы донесением о лектории, посланном более месяца назад, а сообщал бы о нем в каждой своей шифровке. Сомневаюсь я и в том, что верит он в патриотизм лучшего нашего машиниста Сергея Доронина. Убежден, наверно, что все свои трудовые подвиги совершает Сергей из одного только желания завоевать сердце нашего диспетчера — Анны Рощиной, в которую влюблены у нас почти все молодые паровозники.
— А что, эта Рощина — красивая девушка? — улыбаясь спросил Привалов.
— Красивая, товарищ генерал, — серьезно ответил Булавин. — Но ведь не из-за этого же только водит Доронин тяжеловесные поезда! Разве понять это Гаевому? Поверит он разве в бескорыстное стремление лучших наших машинистов поделиться своим опытом с менее опытными?
— Ну, положим, все это не так уж бесспорно, конечно, — улыбаясь проговорил генерал Привалов, которому искренняя убежденность, звучавшая в словах Булавина, явно нравилась, — но поступили вы правильно, не задержав донесения Гаевого. Мне тоже его мировоззрение представляется типичным мировоззрением профессионального шпиона. Но шпион он, видимо, опытный, и следить за ним следует теперь еще бдительнее, чтобы не «прозрел» он незаметно для нас. А до тех пор, пока Гаевой заблуждается в истинных наших намерениях, он невольно помогает нам скрывать тайну направления главного удара, информируя своих хозяев о мнимом спокойствии на станции Воеводино.
План генерала Привалова
Когда майору Булавину было разрешено возвратиться в Воеводино и Привалов с Муратовым остались одни, генерал спросил своего помощника:
— Ну-с, полковник, удовлетворены вы точкой зрения Булавина?
Был отличный солнечный морозный день. На стеклах появились первые нежные узоры причудливых ледяных кристалликов. Они сверкали в солнечных лучах всеми цветами радуги. Не торопя полковника с ответом, Привалов любовался этой призрачной живописью окон.
Вспомнилось почему-то детство и ужасно вдруг захотелось на улицу, в санки, на лыжи, на крутые спуски, в глубокие сугробы снега…
«А ведь я не так уж и стар, — не без удовольствия подумал о себе начальник фронтовой контрразведки, — смог бы еще и в санках, и на лыжах, и просто в снегу поваляться…»
А Муратов все медлил с ответом. И тогда генерал резко повернулся к нему и высказал свое мнение о Булавине:
— Отличная логика у этого майора! И вообще — нравится мне этот человек!
— Согласен с вами относительно логики, — без особого энтузиазма отозвался полковник. — Нельзя, однако, не считаться и с тем, что иногда шпионы действуют вопреки всякой логике.
— Бывает и так, — согласился Привалов, — но на сей раз мы, кажется, не заблуждаемся.
Встав из-за стола, генерал легко прошелся по комнате — вчерашней боли в ноге как не бывало.
— Пришло время, товарищ Муратов, — решительно произнес он, останавливаясь перед полковником, — предпринять и нам кое-что.
Полковник настороженно поднял глаза, а Привалов, снова усевшись в свое кресло, пояснил:
ebooksa