Бойцы тихого фронта

22
18
20
22
24
26
28
30

Новая задача, которую выдвинуло Заграничное бюро, состояла в том, чтобы сопровождать с группой товарищей Станке Димитрова — Марека во время его возвращения на родину и быть полностью в его распоряжении в качестве военного специалиста. Димитров остановился на исключительном значении задания, которое возлагалось на Марека. Группа должна была вылететь на самолете и высадиться с парашютами на партизанской земле в Черногории, а оттуда в спешном порядке перебраться в Болгарию. Все это время группа должна была поддерживать регулярную радиосвязь с Димитровым.

Марек, руководитель нашей группы, выглядел неважно. Он был физически истощен, под глазами темнели круги, лицо покрыто сетью морщин, волосы почти совсем седые. А ведь он не был старым — в феврале 1944 года ему исполнилось пятьдесят лет. Но тяжелая жизнь подпольщика на родине, трудности эмиграции, напряженная работа в годы войны, особенно когда он начал работать на радиостанции «Народен глас», дали себя знать. К тому же здоровье у Марека было хрупким с молодых лет.

Но этот болгарский революционер был одним из тех непоколебимых борцов, которых никакая болезнь, никакая физическая слабость, никакая помеха не могли заставить свернуть с избранного пути.

Заграничное бюро еще раньше направило в Болгарию ряд старых и опытных революционных деятелей — Штерю Атанасова, Благоя Иванова, Ивана Пейчева, Павла Царвуланова. Я уже упоминал о группе Жечо Гюмюшева, все члены которой трагически погибли во время авиационной катастрофы в Карпатах.

В группу Марека, кроме меня, входили наши политэмигранты Димитр Гилин — майор Советской Армии, участник обороны Москвы; Петко Кацаров — боец интернационального полка бригады особого назначения; Илия Денев и Иван Цивинский — также бойцы интернационального полка; Радил Иванов (Сашо) — первоклассный радист-инструктор; Любен Жеков, сын старого партийного деятеля Жеко Димитрова, выросший и получивший образование в СССР, также опытный радист-инструктор; Елена Касабова — талантливая радистка, дочь варненского партийного руководителя Благоя Касабова, выросшая в Советском Союзе.

Кандидатура каждого члена группы Марека предварительно самым внимательным образом была обсуждена Заграничным бюро с учетом участия в революционном движении, боевых и политических качеств. Первые пятеро членов группы — Гилин, Кацаров, Денев, Цивинский и Иванов — прошли испытания во многих битвах революционерами, доказали свою преданность делу и готовность к самопожертвованию. Двое более молодых — Любен Жеков и Елена Касабова, — хотя и не имели такого революционного опыта, как их старшие товарищи, но были верны идеалам своих отцов, являлись пламенными коммунистами и интернационалистами, готовыми выполнить самое рискованное задание.

Еще на даче Димитрова, во время нашего первого разговора о полете в район партизанской земли, мы обсудили вопрос о способе приземления. Димитров был за посадку, считая этот способ самым надежным, но для посадки нужно было обеспечить подходящую площадку.

Поступило предложение сбросить группу на парашютах, и на первых порах на этом остановились. Обсуждался также вопрос о том, как полетит группа — вся сразу или в разбивку. Был принят второй вариант. В таком случае первая подгруппа, в которую входил я, должна была подготовить условия для приема второй подгруппы, с которой прилетит Марек. Окончательное решение по этому вопросу следовало принять на месте перед самым вылетом, после консультации с членами Заграничного бюро.

Группа Марека вылетела из Москвы в Калиновку: первыми отправились Марек с радистами Любеном и Еленой, а затем Гилин, Кацаров, Цивинский, Денев, Иванов и я.

После обсуждения в Заграничном бюро было решено перебросить нашу группу в Черногорию на самолетах и сбросить с парашютами. Первая подгруппа, командиром которой был я, состояла из Димитра Гилина, Петко Кацарова, Радила Иванова (Сашо), Илии Денева и Ивана Цивинского. Нас должны были доставить на партизанскую землю двумя самолетами, так как машины не могли брать более трех пассажиров.

25 июня 1944 года двухмоторный самолет оторвался от покрытого травой аэродрома Калиновки. Под нами остались ангары военного аэродрома и небольшое украинское село, утонувшее в вечерних сумерках.

Мы летели в Югославию вторично. Первый раз мы улетали туда на этом же самолете неделю назад, держа курс к партизанской территории, расположенной южнее Белграда (координаты были уточнены по радиосвязи, которую советские товарищи поддерживали с югославскими партизанами). Мы не долетели. Самолет поднялся на высоту 4000 метров, перелетел Карпаты, пересек Дунай, под крыльями заблестел огнями Белград. После этого мы повернули на юг и начали снижаться, выключив моторы, чтобы не привлечь внимания вражеских зенитных батарей. На высоте 800 метров самолет начал планировать над территорией, где должны были гореть сигнальные огни. Мы их обнаружили легко. Они были зажжены в форме «запечатанного конверта»: четыре костра по углам воображаемого прямоугольника и один в середине. «Товарищи, готовьтесь, — предупредил нас советский майор — командир самолета. — Идем точно над нашими координатами…» Мы осмотрели парашюты и автоматы. Каждую секунду ожидали сигнала… И тут случилось неприятное. Майор, который напряженно смотрел через иллюминатор самолета, вдруг принялся оживленно обсуждать что-то с пилотами, у которых видимость была лучше. «Товарищ полковник, — обратился ко мне майор, — посмотрите налево», — и указал рукой.

Я ясно увидел «запечатанный конверт» сигнальных огней. «Да! — подтвердил я. — Это, должно быть, то самое место. Нет никакого сомнения». Но майор снова показал рукой: «А теперь посмотрите прямо». Прямо перед самолетом горели костры второго «запечатанного конверта»…

«Скажите, которые сигналы наши? Где вас выбрасывать?» — Майор был встревожен, он не знал, что делать…

Я посмотрел на него. Мы познакомились с ним на аэродроме в Калиновке. Он был молод, лет тридцати, ко мне относился с большим уважением (я летел по указанию Станке Димитрова в офицерской форме, хотя и без погон, а Иванов и Гилин были одеты в полувоенные костюмы). Командир самолета отвечал за благополучную высадку десанта — я не имел никакого права вмешиваться в его дела.

«Решайте вы, товарищ майор, — ответил я. — Сейчас я не полковник, а рядовой. Мы только выполняем ваше указание».

Майор пристально посмотрел на меня и покачал головой. Потом снова посоветовался с пилотом и радистом, который поддерживал связь с базой. «Возвращаемся обратно, — сказал он решительно. — Один из «запечатанных конвертов» внизу — ловушка. Непременно ловушка… Домой!..»

«Ловушка?» Что имел в виду майор? Потом, когда самолет лег на обратный курс, он объяснил. Гитлеровцы ночью посылали свои самолеты, которые кружили с выключенными моторами высоко над партизанской территорией, чтобы установить места, где партизаны ожидают «гостей». Если замечали где-нибудь партизанские огни, фашистские летчики сообщали по радио на землю своим, и те быстро устраивали ловушку, зажигая на своих базах нечто вроде сигнальных огней. Некоторые наши самолеты, как объяснил майор, попались на эту вражескую уловку и погибли, а сброшенные на парашютах люди были уничтожены…

Самолет набрал высоту, снова стороной облетел Белград, миновал Карпаты и после полуночи приземлился на аэродроме у Калиновки…

Эта история случилась около недели тому назад. И сейчас, когда Марек и другие товарищи обнимали нас на прощанье, мы решили прыгать во что бы то ни стало, будь что будет. Время не ждало. Георгий Димитров из Москвы постоянно интересовался: «Когда полетите?» По его указанию после первой неудачи советские товарищи запросили у партизан новые координаты. Димитров категорически настоял, чтобы нас отправили дальше на запад от Белграда, в горы Черногории, где в это время были свободные партизанские территории.