Сафари,

Двое молодых коммерсантов, сидевшие днем над книгами в конторе, а вечером за стаканом вина на веранде, не раз слышали рев льва с полуострова Хонгалиани. При этих звуках в их сердце поднималось желание, как им казалось, также и мужество встать когда-нибудь лицом к лицу с этим хищником, повалить его метким выстрелом и видеть себя затем обязательно снятыми с ружьем в руке, попирающими ногой убитого короля пустыни и вперившими победоносный взгляд в бесконечную даль. Им уже мерещилась такая карточка в увеличенном виде в рамке под стеклом.

Поэтому единственному плантатору, живущему на полуострове, выпивка была обеспечена, когда он попадал в город. Нужно было потратить много алкоголя, чтобы заставить разговориться этого молчаливого человека, и еще больше приложить усилий, чтобы заставить его перевести разговор с интересующих его цен на каучук к неинтересующей его теме об охоте на львов.

— Когда я застрелил последний раз льва? Да, это было приблизительно недели две тому назад. Этот негодяй разорвал у меня теленка, и я поставил капкан; на третью ночь он попался, и я покончил с ним счеты. А по какой цене в прошлую субботу котировался цейлонский каучук?

— Пятьдесят три и три десятых, Шлютер. Но скажите, пожалуйста, можно ли застрелить льва из карабина калибром в девяносто восемь? Дело в том, Шлютер, — продолжал молодой человек, — нам бы ужасно хотелось застрелить льва, и мы были бы вам бесконечно благодарны, если бы вы прислали за нами гонца, как только лев попадется в капкан. Мы бы тотчас же приехали к вам на полуостров. Разумеется мы заплатим гонцу, а шкуру льва оставим вам.

Плантатор почесывал небритую бороду и ворчал.

— Знаете, господа, дело это спешное. Надо сейчас же следовать за львом, потому что он может черт знает куда убежать с капканом, а капкан дорого стоит.

— Мы заплатим и за капкан, если он пропадет. Подождите нас, Шлютер! — упрашивал другой.

— Ладно. Если уж вам так хочется пристрелить этого разбойника, я извещу вас в следующий раз. Шкуру можете взять себе, потому что из этой дрянной кожи ничего нельзя сделать.

Оба молодых человека рассыпались в благодарностях, напоили старика допьяна шампанским и, приготовив ружья и кодаки, стали ежедневно поджидать черного гонца, внимательно прислушиваясь, не звучит ли рев львов особенно кровожадно.

Наступил наконец желанный день. Обвешанные каждый ружьем, браунингом, охотничьим ножом и кодаками наши приятели прыгнули в лодку и, куря от волнения одну папиросу за другой, стали расспрашивать рабочих с плантации о породе, величине и кровожадности попавшегося в капкан «симбо» (льва). Плантатор поджидал их на пустыре и объяснил им, что лев застрял в непролазной чаще из камыша и тернистых кустов.

— Нам придется потратить не мало времени, чтобы выманить этого кота из чащи; идемте скорее, — пробурчал старик.

— Влезть в эту чащу, вероятно, нельзя? — спросил один из молодых людей, закуривая папиросу.

— Влезть? Да там ничего не разглядишь на десять сантиметров от носа, и поэтому вы не увидите льва, пока не наступите ему на хвост! А тогда он вас конечно поймает за галстук раньше, чем вы успеете чихнуть. Здесь есть только два места, где лев может выбраться наружу. Встаньте вы оба около одного из них, а я стану около другого. Затем негры будут кричать, шуметь и бросать туда камни, пока лев не выпрыгнет. Тогда моментально стреляйте, иначе дело будет плохо. Лев и на трех ногах прыгает как блоха. Ну, вот мы и пришли!

Они дошли до места. Ярко-зеленый камыш, высокий болотный пырей, засохший, искривленный терновник и взъерошенные кусты с темными листьями вроде лавровых образовали дикую непролазную чащу. Группа черных загонщиков, вооруженная камнями и палками, была наготове. Над чащей стояла тишина. По знаку своего хозяина негры образовали цепь вокруг этого места, а он повел своих гостей на противоположную сторону. Там на почве были видны следы двух больших мягких лап и резкий след от якоря капкана.

— Видите, здесь он влез, и отсюда он вероятно появится обратно. Ты, Замли, вскарабкайся на дерево, может быть, ты увидишь его. А вы встаньте направо и налево и будьте внимательны. Я пойду к проходу на другой стороне. Итак, действуйте.

Он удалился. Оба молодца взяли ружья в руки, заглянули в аппараты для съемки и закурили. Поднялся адский шум. Негры кричали, визжали и свистали, ударяли одной палкой о другую, бросали камни и комья земли в чащу. Взлетела стая птичек. В роще было тихо.

Оба охотника на львов переступали с ноги на ногу. Они нервно перебирали пальцами затворы ружей, вытирали капли пота со лба и пристально глядели то на островок из кустов, то вокруг себя, то друг на друга.

— Вы бледны, бана! Может быть там уже нет зверя? — сказал один из них, дергая свой воротник.

— Вероятно он еще в кустах, но, может быть, он освободился от капкана! Мне, кажется, дурно от жары…

Продолжение фразы замерло в новом сумасшедшем шуме, поднятом загонщиками; некоторые из них проникли на несколько шагов в чащу. Замли, сидевший на верхушке дерева, зажигал пучки смолистых веток и бросал их в чащу. Вдруг в зарослях раздался короткий заглушенный звук, как удар по барабану, и резкое, зычное рычание. Невероятным прыжком негр спрыгнул с дерева и попал прямо на нагнувшегося молодого человека, с беспокойством глядевшего вслед своему убегающему товарищу.