Опасности диких стран

— Надо вам объяснить, господин Стуре, — сказал пастор, улыбаясь, — что я уже лет двадцать подряд совершаю летние поездки в Финмаркен и теперь получил поручение от правительства довершить, с несколькими другими помощниками, обращение этого несчастного, покинутого народа, который обитает на негостеприимных плоскогорьях.

— Значит, лапландцы еще не все обращены в христианство? — спросил Стуре.

— Номинально, может быть, и все, — отвечал пастор, — им запретили молиться старым богам Юбиналу и Пекелю и многие, может быть, и послушались; но кто воспитывает их в христианской вере? Никто. Поэтому, я теперь завязал сношения со своим старым другом и покровителем, губернатором Трондгейма, генералом Мюнтером, и он выхлопочет, чтобы выслали еще несколько служителей Божьих, которые бы странствовали от одного племени к другому, и, переходя из семьи в семью, проповедывали бы святое Слово Господне.

— Слова ваши, благочестивый отец, многое мне поясняют, — воскликнул молчавший до тех пор Павел Петерсен, злобно кивнув головой. — Вероятно, это вы посылали губернатору в Трондгейм и в Копенгаген ужасные отчеты о тех насилиях и гнусностях, которые совершают норвежцы над благородным лапландским народом? Не указали ли вы при этом особенно на судью в Тромзое и на его племянника, коронного писца, этих обоих заклятых врагов и притеснителей ваших несчастных питомцев?

— Мои обязанности, — возразил старик, взглянув на него с достоинством, — заставляют меня оказывать помощь и исправлять зло, по мере моих сил; раскрывать злоупотребления всюду, где только я могу их найти; но доносить на кого-либо не мое дело.

Его спокойствие и укоризненная строгость его речи произвели впечатление даже на писца. Высокая, сильная фигура старца, его длинные волосы, ниспадавшие по плечам почти белыми локонами, его блестящие ласковые глаза придавали ему вид, внушавший уважение.

Серьезная Ильда и Гула смотрели на своего старого наставника и друга с почтительной нежностью; Стуре тоже чувствовал, что пастырь со своим человеколюбием и кротостью, с упованием на Бога и с почерпаемою в этом уповании силою становится для него все более и более утешительным, отрадным явлением в этой среде людей, жадно стремящихся только к наживе и к богатству.

В следующие дни, когда погода стала мягче, пастор посетил различные поселения по обоим берегам Лингенфиорда; Стуре несколько раз сопровождал его в этих экскурсиях, которые становились раз от разу длиннее и, наконец, закончились целым путешествием, длившимся три дня. На этот раз Клаус Горнеманн не рассчитывал скоро вернуться в гаард Эренес. Стуре же, сопровождавший его, напротив, обещал быть назад ровно через восемь дней. Молодой дворянин рад был хоть ненадолго избавиться от общества писца; на него крайне неприятно действовала та власть, которую забирал в свои руки мало-помалу этот человек в доме купца. Сам Гельгештад не имел ничего против этого путешествия, так как было условлено, чтобы молодой поселенец познакомился со страною и с людьми.

Оба путешественника отправились в ближайшее торговое местечко на лодке. Там их встретили с радостью и угостили с чисто северным гостеприимством. Рядом с торгашеством и жадностью к наживе и богатству Стуре везде находил и хорошие качества норвежского народа: простые, мирные обычаи, трудолюбивую жизнь и гостеприимство.

Как-то утром, когда он ходил с пастором по хижинам, разговор коснулся Гельгештад а и его дома.

Стуре выразил беспокойство и недоверие по поводу исхода своего предприятия и очень заботился о своем будущем.

— Всякий исход в руках Божьих, — сказал старик. — Если только я могу помочь вам словом или делом, мой благородный молодой друг, я всегда это сделаю. Что же касается советов, то примите один на прощанье. Учитесь в Эренесе, как можно больше, примите помощь Гельгештада, которого считают самым богатым, самым смелым, хотя и самым хитрым спекулятором во всей стране; но никогда не забывайте, что вы имеете дело с расчетливым купцом. Чем больше вы ему покажете, говоря его словами, что вы понимаете вещи, тем откровеннее он будет с вами. Что касается детей Гельгештада, — продолжал пастор, между тем как Стуре внимательно слушал его, — то они совсем иные. У Густава, в сущности, откровенный характер, жаль только, что на него слишком вредно влияет племянник нашего судьи. Ильда же с ее твердым умом, с сильною и доброю душою стоит выше многих обитателей этой страны.

— Вы так хвалите ум и чувства этой девушки, — спросил каммер-юнкер немного сухо, — но возможно ли тогда, чтобы он хотела стать женой этого Петерсена?

— Вы не точно выразились. Скажите лучше, что она должна стать его женою.

Датский дворянин быстро взглянул и пробормотал, что нельзя подумать, чтобы можно было принудить девушку с такою твердою волею к подобному союзу.

— Вы ошибаетесь, — отвечал Горнеманн. — Гельгештад уже несколько лет тому назад заключил эту сделку с судьей из Тромзое, который помог ему тогда завладеть островом Лоппеном с его значительной торговлею пухом. Что же касается его племянника, который, во всяком случае, будет и его преемником, то это единственный человек, могущий сравняться с Гельгештадом и даже превзошедший его кое в чем.

— Кажется, вы правы, — пробормотал Стуре с презрением.

— Гельгештад никогда не откажет, как только писец посватается за его дочь, — продолжал Клаус Горнеманн. — Ильда же не может колебаться, потому что такая партия делает честь; ни одна девушка Финмаркена не стала бы раздумывать. Притом, дети в этой стране привыкли беспрекословно повиноваться воле родителей. Взвесьте все это, и вы иначе будете судить об Ильде.

На другой день наши путешественники, ставшие такими друзьями, несмотря на различие возраста, расстались. Клаус Горнеманн обещал снова побывать в гаарде Эренес через месяц.

Глава четвертая