Ночные всадники

22
18
20
22
24
26
28
30

Прошел месяц после бала в Калфорде, когда Джеки красовалась в нарядном бальном платье. Теперь она была уже совсем в другом наряде. Она возвращалась с осмотра проволочных заграждений на пастбищах верхом на своей любимой лошадке, которая называлась «Негром», и ничто в ее наружности не напоминало светскую девушку, танцевавшую с таким увлечением на балу. Видно было, что она с детства привыкла ездить верхом по-мужски и управлять лошадьми твердой рукой. На ней была синяя, полинявшая от частой стирки юбка из толстой бумажной материи и кожаная куртка, опоясанная ремнем с патронташем, на котором висела кобура тяжелого пистолета. Это было оружие, с которым она никогда не расставалась, когда выезжала с фермы. Широкополая шляпа была привязана у нее на голове лентой сзади, под волосами, как это было в моде в прерии, и ее густые волнистые волосы свободно рассыпались кудрями по плечам, развеваемые легким весенним ветерком, когда она ехала галопом вверх по дороге на холм, где находилась ферма.

Вороной конь прямо подскакал к конюшне, но Джеки решительно свернула его в сторону дома. Около веранды она заставила его сразу остановиться. Горячая, упрямая лошадь хорошо, однако, знала свою хозяйку и чувствовала ее крепкую руку. Те штуки, которые своенравное животное могло выкидывать с другими, оно не решалось применять здесь. Очевидно, Джеки научила его повиновению.

Девушка спрыгнула на землю и привязала лошадь к столбу. Несколько мгновений она простояла на большой веранде, занимавшей весь передний фасад одноэтажного дома, напоминающего видом бунгало, с высокой наклонной крышей. Шесть больших французских окон выходили на веранду. На запад вид был совершенно открыт. Загородки для скота и все хозяйственные постройки помещались позади дома.

Джеки только что собиралась войти в дом, когда вдруг заметила, что лошадь навострила уши и повернула голову в ту сторону, где виднелись мерцающие вершины отдаленных гор. Движения Негра тотчас же привлекли внимание Джеки. Она тут же повиновалась инстинкту, свойственному жителям прерии, заставляющему их больше доверять глазам и ушам своей лошади, нежели самим себе. Лошадь устремила неподвижный взор вдаль, через равнину, местами еще покрытую тающим снегом, гладкую, как бильярдная доска, ровная полоса земли тянулась на десять миль от подножия холма, на котором был построен дом, и лошадь смотрела туда, где она оканчивалась.

Джеки заслонила рукой глаза, чтобы защитить их от солнца, и стала смотреть в ту же сторону. Сначала она ничего не могла рассмотреть вследствие блеска снежных пятен на солнце. Затем, когда ее глаза привыкли к этому сверканию, она различила на далеком расстоянии какое-то животное, которое спокойно двигалось от одного клочка земли, покрытого травой, обнажившейся от снега, к другому, очевидно, отыскивая там корм.

— Лошадь? — прошептала она с изумлением. — Но чья?

Она не могла найти ответа на этот вопрос, но в одном была уверена, что хозяин лошади никогда не сможет ее достать, потому что она паслась на далекой окраине громадного бездонного болота, известного под именем Чертова болота, которое простирается здесь на сорок миль к югу и северу и даже в самом узком месте достигает глубины в десять миль. Но оно выглядело таким невинным и безопасным в этот момент, когда Джеки смотрела на него вдаль. А между тем это болото было проклятием для всего фермерского округа, так как ежегодно сотни скота погибали в его бездонной глубине.

Джеки вернулась в комнату, чтобы принести оттуда полевой бинокль. Ей непременно хотелось рассмотреть эту лошадь. Вооружившись им, она направилась вдоль веранды, к самому дальнему окну, выходящему из кабинета ее дяди, и, проходя мимо него, услыхала голоса, заставившие ее остановиться. Ее хорошенькое смуглое личико вдруг покраснело и брови наморщились. У нее не было желания подслушивать, но она узнала голос Лаблаша и услыхала свое имя. Удержаться было трудно. Окно было открыто, и она прислушалась. Густой, хриплый бас Лаблаша говорил:

— Она девушка хорошая, но мне сдается, что вы слишком эгоистично смотрите на ее будущее, Джон?

Джон Аллондэль искренно рассмеялся.

— Эгоистично, говорите вы? Может быть, но мне это никогда не приходило в голову. Действительно, я старею и долго, вероятно, не протяну. А ей двадцать два года… Двадцать три года прошло с тех пор, как мой брат Дик женился на этой метисской женщине, на Джози… Да, я думаю, вы правы. Джеки надо поскорее выдать замуж.

Услышав это, Джеки мрачно усмехнулась. Она догадывалась, о чем шла речь.

— Да, ее надо выдать замуж, — подтвердил Лаблаш. — Но я надеюсь, что вы не выдадите ее замуж за какого-нибудь ветрогона, безрассудного молодого человека… вроде, например…

— Вроде почтенного Беннингфорда, вероятно, вы хотите сказать?

Джеки подметила какой-то резкий оттенок в тоне, которым были сказаны эти слова Джоном Аллондэлем.

— Ну что ж, если уж вы назвали это имя, за неимением лучшего образца, то пусть это будет он, — прохрипел Лаблаш.

— Да, да, я так и думал, — засмеялся старый Джон. — Большинство воображают, что Джеки после моей смерти будет богата, а это не так!

— Не так! — подтвердил с ударением Лаблаш.

В его словах чувствовался затаенный смысл.

— А все-таки я думаю, что ей надо самой предоставить найти себе мужа, — сказал Джон. — Джеки девушка с головой. И голова у нее гораздо лучше, чем та, которая находится у меня на плечах. Когда она выберет себе мужа и придет сказать мне это, то получит мое благословение, а также то, что я могу ей дать. Я вовсе не хочу вмешиваться в ее сердечные дела. Ни за что на свете! Ведь она для меня все равно что собственный ребенок! Если она захочет иметь луну и если для этого ничего другого ей не нужно, кроме моего согласия, то она его получит!