Тася шла, не разбирая пути, туда, где, как ей казалось, она найдет отца. Обессиленная, она опустилась на землю и, когда подняла глаза, увидела бегущего к ней Зимина.
— Кирилл?! — чуть слышно произнесла она. — Скажи мне, это неправда… Папа… он жив?
Зимин покачал головой.
— Тася, я прошел через все, — говорил Зимин. — Через несправедливость, унижения, каторгу, через смерть — ты знаешь. У меня никого, кроме тебя, нет.
Тася, казалось, не слушала его.
— Выслушай меня. Я не хочу от тебя ничего скрывать… Я пошел с вами не для того, чтобы искать золото для большевиков или для призрачной России, как твой отец. России нет. Кончилась Россия.
— Что ты говоришь, Кирилл?..
— Я знаю, что такое золото! Я знаю его власть. Многим оно стоило жизни. Твоему отцу тоже. Никто теперь не знает, где оно. Только мы. И оно наше… Наше! — торопливо говорил Зимин.
Тася смотрела на него широко раскрытыми глазами — казалось, она не понимает его слов.
— Тася! Твой отец перед смертью благословил нас, — сказал Зимин тихо и внятно, глядя ей в глаза.
— Отец! — вскочила Тася. — Нет! Он жив, жив! Я найду его! — И она бросилась бежать.
Невдалеке, в той стороне, куда побежала Тася, раздался взрыв. Зимин в отчаянии закрыл глаза.
Куманин и Митька вошли в полуразрушенную церковь на погосте. Огляделись.
— Вторая икона слева, — сказал Митька.
Куманин подошел к иконе Георгия Победоносца.
— Где ж тут, а? — Он пошарил, и вдруг икона приоткрылась. В углублении лежала тетрадь Смелкова и карта.
Возле дома Дуни стояли две оседланные лошади. На чердаке Куманин вытащил из старого сундучка «Бычью голову», завернутую в рваную тряпку.
Митька взял в руки самородок.
— Вот она какая, «Бычья голова», — сказал он. — Неужто в Петроград повезем?
Куманин задумался.