Мерси, камарад!

22
18
20
22
24
26
28
30

— Как вы считаете, если томми и янки высадятся со стороны моря вместе с техникой, что произойдет? По-моему, они гораздо лучше нас знают этот район, знают каждую дыру здесь, на побережье, не так ли? Как вы полагаете, удастся ли нам сбросить их обратно в море?

Блетерман сжал губы, но по-прежнему не вымолвил ни слова. По его лицу было видно, что он сильно зол.

Оба находившихся рядом ефрейтора даже не пошевельнулись. Обер-лейтенант припал к стереотрубе и замер: что-то привлекло его внимание. На волнах показалось какое-то темное пятно, которое он принял за тень от тучи.

— Вы сказали, господин обер-лейтенант, — заговорил Блетерман, понизив голос, — что у Хельгерта оказалось больше мужества, чем у других.

— Ну и что?

В этот момент над морем послышался шум моторов. Он становился все сильнее и сильнее. Бомбардировщики летели в направлении устья Орна. Генгенбах припал к окуляру стереотрубы. Километрах в шести к востоку в лунном свете блестел песок на берегу. А дальше темный силуэт города и полная темнота. Вдруг земля вздрогнула. Раз, затем другой, третий… Бомбы рвались на пляже.

— Кидают на артбатарею.

Затараторили зенитки, вспарывая ночное небо своими огненными трассами. Сделав свое дело, бомбардировщики удалились в сторону моря.

Связавшись по телефону с батареей, стоявшей на пляже, Генгенбах узнал, что ей нанесен некоторый ущерб.

Когда Генгенбах оглянулся, то заметил, что унтер-офицер Блетерман по-прежнему внимательно разглядывает его.

Хельмут Клазен стал кадровым офицером по собственному желанию. В 1939 году его призвали в вермахт и послали на курсы, после окончания которых он поступил в артиллерийское училище в Ютербоге. Из-за этого он пропустил — и сожалел о том — поход на Польшу, захват Скандинавии, Франции, Югославии, Греции, Африки и даже не дошел до Урала.

Весной 1942 года его, свежеиспеченного офицера, наконец-то (так он туда рвался!) послали на Восточный фронт. Он попал подо Ржев, где его сразу же ранили.

С этого момента Клазен начал смотреть на жизнь, особенно на свою собственную, осторожнее. После почти годичного пребывания в госпитале с Железным крестом второго класса, серебряной нашивкой за ранение и бронзовым спортивным значком на груди он появился во дворе казармы.

Когда его послали во Францию, он уже считал, что ему здорово повезло, так как не попал опять на Восточный фронт.

Майор Пфайлер считал, что его место, разумеется, не здесь, но Клазену уже не хотелось пасть на поле боя смертью храбрых. Теперь он хотел во что бы то ни стало выжить, чтобы со временем попасть в небольшой гарнизон и обзавестись семьей.

Так что та опасная ситуация, в которой он оказался в ночь вторжения противника на материк, отнюдь не соответствовала его планам. Увидев пестрый парашют первого английского десантника, Клазен не удивился. Вскоре к нему привели десантника-англичанина, которого сняли с полосы препятствий. Теперь Клазен оценивал сложившуюся ситуацию более чем здраво, но и из нее он, как всегда, пытался извлечь пользу лично для себя.

Вместе с двумя посыльными Клазен сидел в большом крестьянском доме и уже в который раз разглядывал свою карту. Шел четвертый час ночи. За последний час он почти ничего не сделал.

На террасе дома показалась чья-то фигура.

— Господин обер-лейтенант, снова началось!

Клазен с трудом заставил себя выглянуть наружу. Зенитки на побережье вели ураганный огонь. Все небо было испещрено трассами пуль. Над головой гудели самолеты противника. Казалось, все они летели именно на ОП их батареи. Но вскоре гул самолетов удалился в восточном направлении.