– Бежим! – шепнул Мали своим спутникам, и они выскочили на улицу.
Но было уже поздно. Повстанцы вступили в деревню, идти им навстречу было бы безрассудно. По знаку Мали молодые люди вернулись в дом брамина и смешались с толпой крестьян.
Немного времени спустя к крыльцу подъехал всадник с отрядом солдат. Сам он был в богатом платье; люди же его были одеты чуть не в рубище.
Всадник ловко спрыгнул с коня и в сопровождении солдат вошел в дом.
– Что же никто не выходит приветствовать спасителей отечества? – грубо крикнул он в дверях. – Где тут хозяин?
– К вашим услугам, – сказал жрец, униженно кланяясь офицеру. – Я не знал, что ваша милость ко мне пожалует, не то…
– Довольно! – прервал его офицер. – Я капитан Дода, командующий Северной армией его высочества непобедимого Пейхваха. Мы только что задали англичанам такую трепку, что они долго будут нас помнить. И устал же я – вот и решил у тебя передохнуть. Подай мне чего-нибудь выпить и закусить, да людей моих не забудь накормить. И живо, смотри! Для недовольных у меня найдутся плети и огонь.
Пока брамин со своими слугами, дрожа от страха, хлопотал и суетился около капитана, Мали и его спутники тщетно обходили весь дом и строения в поисках выхода. Другого выхода не оказалось, и им пришлось вернуться в горницу, соседнюю с той, где были солдаты.
– Что бы ни случилось, умоляю вас, не теряйте присутствия духа, – шепнул Мали спутникам. – Главное, чтобы мятежники не заметили нас. Ни шагу из этой комнаты, может быть, нам и удастся еще бежать.
Возможность спастись казалась Мали очень маловероятной, но он скрывал от молодых людей опасность положения. В капитане Дода он сразу признал жестокого приспешника Нана-Сагиба, того самого, который был во главе грабивших факторию Буркьена, а потом командовал отрядом, конвоировавшим Берту в Гандапур.
К счастью, Берта не видела своего тюремщика, иначе она поняла бы, какая страшная опасность угрожала ей и ее спутникам.
Тем временем капитан Дода, угощаясь араком и пилавом, рассказывал брамину и крестьянам о своих победах, то и дело прерывая свои повествования о грабежах и убийствах громким раскатистым смехом. Но он ни слова не сказал о том, что последние две недели дела повстанцев пошли хуже – им приходилось отступать и отступать… Даже в эту ночь их чуть не обошли англичане, да вдруг в самый критический момент у англичан произошло какое-то замешательство, и они отступили. Капитан не рискнул их преследовать, что не мешало ему, однако, хвастаться своей победой.
– Клянусь Кали, никто из них не уцелел, – говорил он. – Посмотрели бы вы, как они падали под ударами наших сабель, как простирали руки к небу и просили пощады. Да простит мне всемогущий Шива, но рука моя устала разить негодяев, и я топтал их ногами своего коня. Сегодня же отправлю гонца к нашему верному союзнику пандарпурскому королю с вестью о решительной победе.
– А ко мне как раз вчера завернули натхи из этого города, – услужливо сообщил брамин.
– Вот и чудесно! – обрадовался капитан. – Они мне расскажут, как поживают мои друзья, и, верно, не откажутся отправиться обратно в Пандарпур с вестью о нашей победе. Приведите их сюда.
Мали, слышавший разговор из соседней комнаты, шепнул своим: «Ни с места!» – и вошел в комнату, где находился Дода.
– Вот один из натхов, о которых я тебе говорил, – указал брамин на заклинателя.
– Как! – ахнул капитан. – Это ты, Мали!
– Я самый, господин капитан.
– Какого черта ты делал в Пандарпуре?