Кола ди Риенцо, последний римский трибун

22
18
20
22
24
26
28
30

— Viva Pandulfo di Gvido! — вскричали гости, и опять их кубки были осушены до дна.

— И если в этом я могу помочь вам, посредством откровенных объяснений с сенатором, то приказывайте Монреалю.

— Viva Fra Moreale! — вскричали Бруттини и Вивальди дуэтом.

— За здоровье всех, друзья мои, — продолжал Бруттини; — за здоровье баронов, старых друзей Рима; за здоровье Пандульфо ди Гвидо, нового товарища сенатора; и за Фра Мореале, нового подесты Рима.

— Колокол замолчал, — сказал Вивальди, ставя свой кубок на стол.

— Да помилует небо разбойника! — прибавил Бруттини.

Едва он сказал это, как послышались три удара в дверь; гости взглянули друг на друга в немом изумлении.

— Новые гости! — сказал Монреаль. — Я просил нескольких верных друзей прийти к нам в этот вечер. Я очень рад им! Войдите!

Дверь медленно отворилась и по трое в ряд в полном вооружении вошли телохранители сенатора. Они подвигались вперед решительно и безмолвно. Свечи отражались на их нагрудниках, как будто на стене из стали.

Ни одного слова не было произнесено пирующими, все они, казалось, окаменели. Телохранители расступились, и показался сам Риенцо. Он подошел к столу и, сложив руки, медленно переводил глаза с одного гостя на другого, наконец, остановил их на Монреале, который один из всех собеседников сумел оправиться от внезапного изумления.

И когда эти два человека, оба столь знаменитые, гордые, умные и честолюбивые, стояли друг против друга, то казалось, будто бы два соперничествующих духа — силы и ума, порядка и раздора, меча и секиры, два враждующих начала, из которых одно управляет государствами, а другое ниспровергает их, — встретились лицом к лицу, оба они были безмолвны, как бы очарованные взглядом друг друга, превосходя окружающих высотой роста и благородством вида.

Монреаль, с принужденной улыбкой, заговорил первым.

— Римский сенатор! Смею ли я думать, что мой скромный пир прельщает тебя и что эти вооруженные люди — любезный комплимент тому, для кого оружие было забавой.

Риенцо не отвечал, но дал знак своим телохранителям.

Монреаль был схвачен в одно мгновение. Риенцо опять посмотрел на гостей — и Пандульфо ди Гвидо, дрожащий, оцепенелый, в ужасе, не мог вынести сверкающего взгляда сенатора. Риенцо медленно указал рукой на несчастного гражданина, Пандульфо увидел это, понял свою участь, вскрикнул — и упал без чувств на руки солдат.

Другим быстрым взглядом сенатор окинул стол и пошел прочь с презрительной улыбкой, как будто ища другой не менее важной жертвы. До сих пор он не сказал ни одного слова, все было немым зрелищем, и его угрюмое молчание придало еще более леденящий ужас его внезапному появлению. Только дойдя до двери, он обернулся назад, посмотрел на смелое и бесстрашное лицо провансальца и сказал почти шепотом:

— Вальтер де Монреаль! Ты слышал колокол смерти!

IV

Приговор над Вальтером Монреалем

Вождь Великой Компании был отведен в тюрьму Капитолия. Теперь в одном и том же здании помещались два соперника по управлению Римом; один занимал тюрьму, другой — палаты. Телохранители заковали Монреаля в цепи и при свете лампы, оставленной на столе, Монреаль увидел, что он не один: братья опередили его.