— Не сенатор ли возвратился? — воскликнул Пандульфо ди Гвидо, побледнев.
— Нет, нет. Дело идет о разбойнике, который два дня тому назад пойман в Романьи. Я слышал, что он будет казнен в эту ночь.
При слове «разбойник» Монреаль слегка изменился в лице. Вино пошло кругом, колокол продолжал звонить, но впечатление, произведенное внезапностью этого звука, исчезло, и он перестал возбуждать беспокойство. Разговор опять завязался.
— Так что вы говорили, господин рыцарь? — спросил Вивальди.
— Дайте вспомнить. Да! Я говорил о необходимости поддерживать новое государство силой. Я говорил, что если бы я…
— Да, именно, — сказал Бруттини, ударив по столу.
— Если бы я был призван к вам на помощь — призван, заметьте, и прощен папским легатом за мои прежние грехи (они тяготят меня, господа), то я сам бы охранял ваш город от чужеземных врагов и от гражданских смут, моими храбрыми воинами. Ни один римский гражданин не был бы обязан давать ни одного динара на издержки.
— Viva Fra Moreale! — вскричал Бруттини, и этот крик был повторен всеми веселыми собеседниками.
— Для меня довольно, — продолжал Монреаль, — искупить мои проступки. Вы знаете, господа, мой орден посвящен Богу и церкви, я воин-монах! Довольно, говорю, для меня искупить мои проступки, защищая святой город. Но и я тоже имею свои особенные, темные цели, кто выше их? Я… колокол зазвонил иначе!
— Эта перемена предшествует казни. Несчастный разбойник сейчас умрет!
Монреаль перекрестился и заговорил опять:
— Я рыцарь и благородный, — сказал он с гордостью, — я избрал военное поприще; но не хочу скрывать этого — равные мне смотрели на меня как на человека, который запятнал свой герб слишком безрассудной погоней за славой и корыстью. Я хочу примириться со своим орденом», приобрести новое имя, оправдать себя перед великим магистром и первосвященником. Я получал намеки, господа, намеки, что я могу лучше всего подвинуть свое дело, восстановив порядок в папской столице. Легат Альборнос (вот его письмо) просит меня наблюдать за сенатором.
— Право, — прервал Пандульфо, — я слышу шаги внизу.
— Это чернь идет посмотреть на казнь разбойника, — сказал Бруттини, — продолжайте, господин кавалер.
— И, — сказал Монреаль, окинув прежде слушателей взглядом, — как вы думаете, не полезно ли было бы возвратить Колонну и смелых баронов Палестрины, в виде предосторожности против слишком произвольной власти сенатора?
— Выпьем это за их здоровье, — вскричал Вивальди, вставая.
Вся компания поднялась как бы по внезапному побуждению.
— За здоровье осаждаемых баронов! — громко закричала она.
— А потом, — продолжал Монреаль, — позвольте мне сделать скромное замечание: что, если бы вы дали сенатору товарища? В этом для него нет никакого оскорбления. Еще недавно один из Колоннов, бывший сенатором, имел товарища в лице Бертольдо Орсини.
— Благоразумнейшая предосторожность, — вскричал Вивальди. — И где можно сыскать товарища, подобного Пандульфо ди Гвидо?