— Монсиньор Колонна, — сказал кардинал-легат, маленький увядший человек, родом француз, и исполненный самых горьких предубеждений против римлян, — этот Пепин, которого Монреаль прислал в ваше распоряжение, поистине оказал нам большую услугу.
Старый синьор поклонился, но не отвечал. Его сильный ум уже был поврежден, стеклянные глаза его смотрели бессмысленно.
— Он не слышит меня; горе довело его до второго детства! — прошептал кардинал.
На передней площади собрались обычные зеваки.
— Дорогу, дорогу, негодяи! — кричала стража, раздвигая направо и налево толпу, которая, привыкнув к спокойным и вежливым приказаниям телохранителей Риенцо, слишком медленно подавалась назад, так что многие потерпели от пик солдат и от копыт лошадей. В их числе был и наш друг Луиджи, мясник. Римская кровь его закипела, когда тупой конец немецкой пики угодил ему в живот.
— Эй, римлянин, — сказал грубый солдат с варварской претензией на итальянский язык, — дай дорогу тем, которые получше тебя. Сказать но совести, в последнее время у вас было довольно толкотни и зрелищ.
— Получше! — простонал бедный мясник, — римлянин не имеет лучших себя, и если бы мои два брата не погибли у Сан-Лоренцо, то я бы…
— Собака ворчлива и говорит о Сан-Лоренцо! — сказал один из орсинистов. следовавший за немцем, который двинулся дальше.
— О! — воскликнул другой орсинист, ехавший с ним рядом. — Я его давно знаю. Это один из шайки Риенцо.
— В самом деле? — спросил третий сурово. — Так мы можем сейчас же дать показательный пример. — И, оскорбясь каким-то вызывающим и дерзким выражением во взгляде мясника, орсинист пронзил его грудь пикой и переехал через его труп.
— Стыд! Стыд! Убийство! Убийство! — вскричала толпа и в минутной горячности начала тесниться вокруг свирепых солдат.
Легат услыхал крик и, заметив стремительный напор толпы, побледнел.
— Негодяи опять бунтуют! — пробормотал он.
— Нет, eccelenza. — сказал Лука, — но, может быть, будет полезно внушить им спасительный страх; они все безоружны; позвольте мне приказать страже разогнать их. Одного слова будет довольно для этого.
Кардинал согласился; приказ был отдан, и через несколько минут солдаты, пылавшие злобной местью при воспоминании о поражении, которое они перенесли от недисциплинированной толпы, гнали ее по улицам неудержимо и беспощадно. Одних они переезжали, других закалывали, наполняя воздух криками и воплями и устилая землю таким множеством людей, которого несколько дней тому назад почти было достаточно для защиты Рима и сохранения его конституции! Среди этой дикой бурной свалки и через тела ее жертв проезжал со своей свитой легат к Капитолию, чтобы там принять присягу граждан и объявить радость по случаю возвращения изгнанных баронов.
Когда они слезали с лошадей у лестницы, то в глаза легата бросилось объявление, написанное крупными буквами. Оно было помещено на пьедестале базальтового льва, на том самом месте, которое прежде было занято указом об отлучении. Слов было немного, и они гласили:
— Как! Что значит это шутовство? — вскричал легат, уже дрожа и оглядываясь на нобилей.
— Разорвите это наглое объявление. Нет, стойте! Прибейте над ним нашу прокламацию о награде в десять тысяч флоринов за голову еретика! Десять тысяч! Мне кажется, теперь этого слишком много; мы изменим цифру. Между тем, Ринальдо Орсини, синьор сенатор, веди своих солдат к св. Анджело; посмотрим, выдержит ли еретик осаду.
— В этом нет надобности, ваше высокопреосвященство, — сказал советник, опять выскакивая с официальной суетливостью, — св. Анджело сдался. Говорят, трибун, его жена и один паж ушли в эту ночь, переодетые.
ebooksa