Говоря все это, он достает из кармана кошелек с монетами и как ни в чем не бывало протягивает Мило.
– Небольшой аванс: десять луидоров, чтобы, как говорится, смазать петли.
– Ого. – Мило взвешивает мошну на ладони, его физиономия изображает удовольствие. – Вот оно, значит, как… Что ж, добро пожаловать в Париж, дружище!
И, приподняв стакан, пьет за здоровье Паскуаля Рапосо.
Полнейшее разочарование. Эти слова огорченный дон Эрмохенес повторяет трижды, пока они, после целого утра бесплодных хлопот, разделываются с фрикасе из цыпленка и бутылкой анжуйского, уплатив по шесть франков с человека в трактире «Ландель», расположенном в постоялом дворе «Де-Бюси», куда их привел Брингас. День солнечный, и в окнах трактира виден сплошной поток экипажей и праздной публики, явившейся приобрести драгоценности, украшения или модную вещицу на Пти-Дюнкерк, набережной Конти или площади Дофина. Библиотекарь с любопытством рассматривает проходящих мимо него дам, размышляя при этом о своей покойной супруге, которая так отличалась от этих развязных парижанок, любительниц магазинов, где продаются модные туалеты. Невозмутимый адмирал, сидя подле него, молча орудует вилкой, любуясь целым парадом франтов, разодетых на польский или черкесский манер, ярмарку высоких причесок, лент и шляпок, надетых поверх напудренных волос, – накладных или натуральных. В отличие от академиков, Брингас жует энергично, то и дело прихлебывая вино. Содержимое тарелки вызывает в нем такую же жадность, как и уличные сценки, которые он одновременно созерцает в окно.
– Клянусь, кабальеро… – Он сладострастно облизывает сальные губы, чтобы последний раз насладиться только что уничтоженным фрикасе. – Нигде вы не встретите таких женщин, как в Париже.
Дон Эрмохенес и дон Педро не отвечают – ни тот ни другой не склонны вести подобного рода разговоры, – и слова Брингаса повисают в тишине. После трех безрезультатных попыток вернуться к разговору взбалмошный аббат в конце концов смиряется и готов сменить тему; однако сперва внимательно и расчетливо поглядывает из-за стакана с вином на своих приятелей: так смотрит человек, когда исследует почву в поисках опоры, а в итоге встречает непреодолимое препятствие. Непреодолимое, разумеется, до поры до времени.
– Что касается вашего разочарования, – говорит он, меняя тон, – по-моему, отчаиваться не стоит. Такие вещи быстро не делаются. Не всегда получается прийти на готовенькое.
– Вы же знаете, наши средства ограничены, – говорит дон Эрмохенес.
– Не теряйте веру, сеньоры. Вера – это главная религиозная добродетель. Все рано или поздно уладится, а пока – не попросить ли нам еще бутылочку? Когда есть вино на столе, есть и надежды в сердце. – Он смотри на них, улыбаясь. – Как вам поговорка, а?
– Неплохо.
– Это я сам придумал. Из сочинения, над которым я сейчас работаю, под названием «
– Ну и ну. – Дон Эрмохенес смущенно моргает.
– Название многообещающее, – усмехается адмирал.
Брингас обмакивает кусок хлеба в остатки соуса, тщательно вытирая тарелку. Ясный свет, падающий из окна, придает костлявому, плохо выбритому лицу под париком, сплошь состоящем из спутанных и жирных колтунов, изнуренный, болезненный вид.
– Основная идея, – поясняет аббат, – состоит в том, чтобы показать, скольких тиранов лишилось бы человечество, если бы…
Адмирал хладнокровно останавливает его:
– Не утруждайте себя. Суть нам ясна, и этого вполне достаточно.
Дожевывая остатки ужина, аббат смотрит в окно на людей, фланирующих по улице. Внезапно его худые бледные губы искажает гримаса ярости.
– Но чаще всего, – говорит он с неожиданным презрением, – раб заслуживает своего тирана… Взгляните, господа, на эти волосяные пирамиды, наштукатуренные помадой, завитые щипцами и переполненные тщеславием… Подумать только: в Париже парикмахер получает больше любого ремесленника, а кое-кто похваляется тем, что знает сто пятьдесят способов укладки дамских или мужских париков! А тряпки?! Кто мне объяснит, на кой черт нужны все эти иудейские лапсердаки под названием сюртуки, которые не так давно вошли в моду? Или мания, чтобы все кругом – жилеты, камзолы, штаны – было в полоску, потому что, видите ли, модных портных вдохновила шкура зебры в королевских покоях? Черт бы нас всех подрал! Никто не влезет в долги ради того, чтобы купить книгу, но никто при этом не откажет себе в роскоши каждое воскресенье красоваться в новом камзоле; мало того, кое-кто из этих щеголей до сих пор не расплатился с теми, кто создал для него этот шедевр… Представляю, сколько было бы шуму, если бы полиция заставила каждого носить на груди чек от портного!