Сдув песок и отряхнув бумажный лист, чтобы чернила окончательно высохли, Паскуаль Рапосо складывает письмо, заворачивает в другой лист, скрепляет его сургучом и пишет с лицевой стороны адрес. Проделав все это, он встает, потягивается и подходит к окошку. Старый дощатый пол скрипит у него под ногами. На нем штаны, жилетка, рубашка, его скромный багаж раскидан по комнате, в которой он остановился: второй этаж пансиона «Король Генрих», скромного заведения, размещающегося на Рю-де-ла-Ферронри, где во всякий час слышны крики извозчиков и рыночных торговок, галдящих внизу, в лабиринте улиц, лавок и лачуг ближайшего рынка, который лепится к стене старого кладбища Невинных, расположенного аккурат напротив пансиона, где живет Рапосо. Он останавливается в этом пансионе уже не впервые. Всякий раз, когда его занятия – надо заметить, что даже за самое безобидное из них его бы охотно вздернули на виселицу, – приводили его в Париж, бывший кавалерист жил в одном и том же месте, которое привлекает его тем, что именно здесь останавливаются путешественники и коммивояжеры всех мастей и поэтому легко остаться незамеченным; а трех луидоров, которые он платит в неделю, хватает также и на плотный завтрак. Единственный минус – это то, что в заведении не так давно сменились владельцы. Бывший хозяин – тихий замкнутый бретонец – отбыл, прихватив свои накопления, в деревушку Морбиан, новые же – супружеская пара среднего возраста – ведут дела, пользуясь услугами дочки и кухарки.
Налюбовавшись в окно, Рапосо идет к двери, открывает ее и зовет. Появляется дочка хозяев, девушка лет двадцати, с пышными формами и глазами навыкате, в чепчике, под который убраны волосы. Рапосо отдает ей письмо и пять лир, поручив отнести письмо на почту. Мгновение девушка медлит, рассматривая висящую на стене саблю постояльца, и не слишком возмущается, когда тот, чередуя тактику, отвешивает ей звонкий шлепок по круглому заду ровно в тот миг, когда она устремляется к двери. Тело у нее плотное, юное и чувствительное к прикосновениям. Улыбка девушки – ее зовут Генриетта – обещает некоторые возможности – или, по крайней мере, их не отвергает. Вот в чем прелесть Парижа – с уважением думает Рапосо – города, где нравы легкие, а женщины не воротят нос и сразу же уясняют, чего от них ждут. Обмозговывая все это, он смотрит на часы, лежащие в одном из ящиков соснового комода рядом с кошельком, где хранятся монеты, и коротким двуствольным пистолетом. Затем сует часы в жилетный карман, надевает камзол из бурого сукна, шляпу и, проверив заряд и запал, сует оружие в правый карман камзола; потом берет кошелек, запирает дверь на ключ, спускается по лестнице и выходит на улицу, кивком поприветствовав хозяина, который покуривает свою трубку, сидя в дверях.
Ограда кладбища – на нем запретили хоронить всего несколько месяцев назад, однако все кости пребывают на своих местах в целости и сохранности – воняет укропом и подгнившими фруктами, а прямо по центру мостовой бежит подозрительный мутный ручеек. Рапосо шагает в сторону Сены по Сен-Дени, проходит под зловещими средневековыми сводами Пти-Шатле и поворачивает налево, следуя по набережной до Гревской площади. На некотором расстоянии от ратуши, под углом к узкому зданию, которое возвышается рядом с рекой, располагается старый кабак «Образ Богородицы», где в этот час бурного оживления не наблюдается, если не считать нескольких зевак, сидящих у дверей и наблюдающих за тем, как солнце затапливает площадь. Рапосо усаживается на деревянную скамейку, прислоняется спиной к стене, заказывает кувшин прохладной воды и любуется соседним островом Сен-Луи, Пон-Ружем и белыми башнями кафедрального собора, которые возвышаются над черепичными крышами, поздравляя себя с тем, что уж на этот раз с погодой ему повезло. Прежде Париж неизменно встречал его ненастьем, проливными дождями, которые заливают город чуть ли не в продолжение всего года, превращая улицы в непролазную грязь, несмотря на наличие мостовых. Париж, как утверждают знатоки, столица просвещения, озаряющего всю Европу, однако при этом его никак не назовешь столицей чистоты.
– Лопни мои глаза, Паскуаль… Какой черт принес тебя сюда?
Краем глаза Рапосо замечает человека, который появился в дверях заведения и поздоровался с ним на неуклюжем испанском, пожимает плечами и ногой придвигает табурет, чтобы тот сел рядом.
– Рад видеть тебя, Мило, – отвечает он по-французски. – Похоже, ты получил мое послание.
– Получил. И тут же явился поприветствовать друга. Сколько времени мы не виделись? Год?
– Почти два.
Мило, толстый и лысый человечек в треуголке и темном рединготе, достающем до грязных сапог, улыбается и хлопает себя по колену:
– Дьявол… Как быстро летит время!
Опытным глазом Рапосо рассматривает витую трость с бронзовым набалдашником, которую его собеседник держит между колен – такие трости любят инспектора полиции, патрулирующие парижские кварталы: очень удобно, чтобы одним ударом проломить кому-нибудь череп. Мило умеет пользоваться этим предметом: сам Рапосо как-то раз стал свидетелем такого удара во время одного парижского дельца, в котором они оба принимали участие.
– Как жизнь? – спрашивает Рапосо.
Полицейский чешет пыльную поверхность ноги, скрытой фалдами редингота.
– Не жалуюсь.
– По-прежнему работаешь в этом районе?
– У меня дом тут неподалеку, в Марэ, но работаю я в окрестностях Тюильри, охочусь за шлюхами и гомиками… Увлекательное занятие, скажу я тебе, к тому же кто-нибудь из них всегда готов отстегнуть несколько франков, чтобы его отпустили на все четыре стороны, а не засадили в тюрягу. Да и девчонки, как ты знаешь, народ сговорчивый… И благодарный.
– Надо будет сходить с тобой как-нибудь на дежурство, посмотреть, что там и как.
– Запросто! Обещаю хорошенько развлечь и вдобавок – пару кувшинов вина в таверне «Де-ла-Рент». Неплохое местечко, между прочим.
– Договорились. Но сейчас у меня есть к тебе кое-что поважнее.