— Только?
— Да. Я знал его только как Леонтьева.
— А вы разве не знаете, что его настоящая фамилия Горянин?
— Первый раз слышу!
Тогда вкрадчиво мне задают страшный, грозный, роковой вопрос:
— Но, может быть, вы знали, что Леонтьев является агентом умершего английского капитана Фрони?
Наступает торжественная пауза. Рыжий человек пригибает голову и прищуривает правый глаз. Все ждут. Сейчас я их поражу.
— Да, я это знал, — произношу я так, как будто заявляю о том, что сегодня утром пил чай.
От удивления Урицкий привстает с места. Правою рукой он опирается на стол. Левая рука в перстнях медленно проводит по рыжей голове. Он подается вперед. Он удивлен и ошеломлен. Я весь напрягаюсь в последней решимости казаться равнодушным.
Урицкий раздельно, словно ничего не понимая, растерянно, со скрытой злобой выдавливает из себя:
— Как так? Вы знали, что он — агент Фрони? И вы с ним работали?
— Да.
— Почему же вы не донесли мне? Значит, вы с ним заодно?
Я прошу:
— Разрешите встать.
Я прохаживаюсь по огромному, великолепному ковру взад и вперед, потом останавливаюсь пред Урицким и сам задаю ему вопрос:
— Скажите, товарищ Урицкий, кто я такой? Вы знаете?
— Знаю.
— Я был секретным сотрудником главного штаба. Как вы думаете, мог я в этой должности не хранить секретов?
Урицкий слушает меня с напряженным вниманием. Я продолжаю: