Он и Хоро тянули суму каждый на себя, и золотые монеты высыпАлись на стол. Также на столе оказались записи Хильде, основанные на том, что он помнил как казначей компании Дива, и котомка Коула.
И молот тоже выпал. Лоуренс уставился на него.
Молот с символом солнца, призванным вести здешние земли, а может, и целый мир в прекрасное будущее.
– Это судьба, – промолвила Хоро дрожащим голосом. Ее голос был подобен сухому ветру – как будто она плакала столетиями. – Есть вещи, которые нельзя изменить. Да, в мире много таких вещей…
Милике тоже так говорил. Если бы мир можно было изменить, те, у кого есть сила, уже сделали бы это.
Хоро не изменилась. И не смогла изменить устройство мира, отобравшего у нее все.
Лоуренс выпустил суму, пошатнулся и упал на ягодицы. Хоро, продолжая держать суму, смотрела на него полным боли взглядом. С улицы доносился невероятный шум. Лоуренс уже не слышал голоса Хильде.
И никто бы уже не услышал.
– Страдая из-за этого, я проделала весь свой путь.
Она имела в виду, что и Лоуренс должен страдать?
Но он-то не был мудрым волком. Лоуренс смотрел на Хоро в отчаянии.
– Но, ты… – Хоро нагнулась к Лоуренсу и обняла его голову обеими руками. – Даже я не смогла бы это выдержать, если бы не ты. Я смогла идти вперед, потому что ты тянул меня за руку. Поэтому – идем.
Она так говорила, как будто это Лоуренс заставил Хоро проделать весь этот путь.
– Мир не изменить. Но мы оба обрели нечто драгоценное. Идем… мы должны удовлетвориться тем, что имеем.
Лоуренс мучительно искал слова.
Однако слова не приходили. Он сумел лишь вздохнуть – почти всхлипнуть – над собственной беспомощностью и неспособностью поделать хоть что-то, кроме как слушать звуки, с которыми давят мечту торговцев.
Неужели это правильно? Неужели это простительно? Неужели нет Единого бога? Почему те, кто правы, должны оставаться ни с чем?
Мир суров, холоден и бессмыслен.
Мало у кого мечты сбываются. Мало кто их даже видит.
Лоуренс плакал. Плакал без утайки.