Кентаврида,

22
18
20
22
24
26
28
30

Лион столкнул с себя размякшее тело, вытащил из него шпагу, сел, пытаясь восстановить дыхание. Когда подбежали два моряка из команды Алексея Махова, которые в последнее плавание с ним не ходили по своим семейным делам, попросил:

– Проверьте, может, жив…

Те склонились над пиратом, переглянулись:

– Тут и смотреть нечего. На том свете ему русалки песни поют, – сказал один их них без сожаления.

– Отошёл, – подтвердил второй, известный Лиону как Иван Суров.

Бородатый, с вечно насупленными густыми бровями на крупном лице, Иван Суров числился у Махова боцманом, слыл серьёзным и въедливым мужиком, хозяйственным и весьма разумным.

– Эй, други! – Суров по-русски позвал знакомых моряков, обыскивающих сад. – Давайте-ка этих увальней в подвал снесём, на ледник. Не дело покойников на такой жаре оставлять.

Мужики молча подхватили убитых, понесли их к дому. Лион поднялся, вытер шпагу о какой-то широкий лист цветущего растения, окликнул Сурова, оглядывавшего оружие пиратов:

– Иван! Собирай свою команду у крыльца, пойдём на пристань. Пока брат Махов чистит город, надо успеть захватить оба судна. Не хватало ещё, чтобы из корабельных пушек стали палить по домам.

– От пристани я к Махову пойду, надо его успокоить, что стрельбы лишней не будет, а ворам бежать некуда. Словом, одна нога здесь, другая – там, – качнул бородой Суров.

– Действуй! – хлопнул его по бугристому плечу Лион. – Буду с вами через пару минут, только из беседки гляну на причал, что там поделывают пираты.

– Дело! – Суров развернулся, размашисто зашагал к Дому кентавров.

Лион Мерсье оглянулся: вокруг благоухали цветущие кусты жасмина и розмарина, барбариса и роз, растревоженные людьми бабочки и мотыльки нервно порхали, снова опускались на цветы, успокоено складывая хрупкие крылья. Сердце мужчины больно сжалось, но не от страха за себя или за приютившую его Кентавриду. Лиону было больно даже думать о маленькой девушке, напоминающей легкокрылую бабочку, с наивным сердцем, переполненном любовью к другому, недостойному её человеку.

– Как говорит Махов, кому бы морду набить… – горько засмеялся Лион и побежал к белой беседке над обрывом, спугнув рой голубых мотыльков с края лужицы.

* * *

Солнце заглянуло в проём шатра, разделив его сияющей полосой на две половины. Стоун открыл глаза, веки показались ему слишком тяжёлыми. Он не мог сфокусировать взгляд на чём-либо, окружающее цветными пятнами мозаики всё никак не желало складываться в цельную картину.

– Доброе утро!

Голос был знакомым, и Стоун повернулся на приятный для слуха звук. Лицо симпатичной цыганки вдруг смертельно напугало его, ещё не придя полностью в себя, он попытался вскочить. Ощущение связанных ног разозлило его, Стоун чертыхнулся, упал руками на ковёр. Полог шатра над ним заколыхался.

– Осторожнее, милый! Всё хорошо, успокойся! – Руна отложила книгу, которую читала, присматривая за кентавром, подошла к нему и едва не попала под удары копыт.

Четыре ноги дёргались непроизвольно, бывший человек пытался их выпрямить.

– Чёрт! Чёрт! Чёрт!!! – Стоуна охватила паника, какой он ещё никогда не испытывал. Он вырывался из приросшей шкуры, будто мог её сдёрнуть с себя, Стоун руками упёрся в бока и выталкивал себя из тела коня. На ногтях его показалась кровь, белки обезумевших глаз покрылись кровавыми сетками, будто трещинами, он дышал с надсадным хрипом, разрывая лёгкие.