– А этот… Один остался.
– Расстреливать не стали…
– Получен приказ на отход.
– Ну да, им-то сейчас не до пленных.
– А нам он зачем? Вон, в овраг его…
– Пусть поработает. А там и решим, – сказал один из казаков и, глядя на старшину, прикрикнул дурашливо, куражась своей властью над ним: – Что, карась, попался в вершу?
Казак, который вёл старшину, похлопал его по плечу и сказал незло:
– Нэ бойся, батьку, воны тэбэ зла нэ зроблють.
– Пусть поработает, краснопузый! Пусть поработает! – всё так же дурашливо поскрипывал голос казака, который насмешничал о верше.
– А ну, давай, – сказал старшине другой и указал пальцем на сани. – Грузи снопы. Головками в середину. Небось знаешь, как это дело делается?
– Знаю, – с трудом разлепил сведённые немотой одеревеневшие губы старшина.
– Откуда знаешь?
– Знаю, не пальцем деланный.
– Небось председателем до войны был! – засмеялись казаки. – Колхозничек…
– Был и председателем, – тихо, чтобы не слышал уже никто, сказал сам себе старшина и вошёл в овин.
Сознание прояснилось. Теперь и по сторонам он смотрел иначе. И видел побольше.
Он осмотрел овин изнутри, оглянулся на дверной проём. Плохую они позицию выбрали для обороны. И как снопы не загорелись, когда здесь разорвалась граната? Постояв немного и привыкая к стоячей темноте овина, он различил штабеля аккуратно сложенных снопов. Вымолотить пшеницу с осени не успели. Вот теперь казачки и присмотрели, что плохо лежит. К тому же, если немцы действительно уходят, хлеб они не оставят в любом случае. Сожгут, но людям не оставят.
– Давай-давай, бери ладком и складывай рядком, – похохатывал один из казаков, тот, который угадал в нём председателя.
Старшина подошёл к штабелю, под которым некоторое время назад он лежал, задыхаясь от копоти, не в силах прокачать свои лёгкие от сильного удара разорвавшейся гранаты. И, наверное, если бы его не ударил сапогом вбежавший в овин немец, ещё неизвестно, выжил бы он, продохнул бы и пришёл ли бы в себя, чтобы снова дышать и жить. И с этими мыслями он потянул на себя верхний сноп и вынес его на улицу.
– Поживей давай двигайся! На большевиков, наверное, шибче работал!