– Так? Так тебе лучше помолчать.
И они какое-то время ехали молча, отчуждённо глядя по сторонам и слушая скрип полозьев и дыхание лошади.
Однажды их догнала небольшая колонна: два грузовика с солдатами да три мотоцикла с пулемётами. Немцы. У мотоциклистов, одетых в шубы, на груди мотались полукруглыми серпиками бляхи с какой-то надписью.
– Прими вправо! – испуганно приказал Авдей. – Пускай проедут. Не видишь? Начальство! Полевая жандармерия. Её и немцы побаиваются.
Старшина выехал на обочину. Кобыла послушно перелезла через отвал и, когда воз накренился, готовый вот-вот перевалиться всей своей тяжестью вместе с санями в кювет, остановилась как вкопанная.
– Тихо, мать твою! А то перекладывать придётся!
– Ничего, – успокоил его старшина. – Только бы кобыла не дёрнула.
Кобыла не дёрнула. Немцы проехали.
– А для вас теперь все немцы – начальство, – сказал старшина, выправив обратно на дорогу.
– Для кого как. Поручик наш и немцев не особо слухает. И прикрикнуть может. И хоть бы что ему.
– Что ж это за поручик такой?
– Да вот такой. Тоже начальство. А я так, Кондрат, думаю себе, смекаю: не немцы ж нами править будут, когда война кончится.
– А кто ж?
– Да вот такие, как наш атаман! В нём сила есть. Правда, говорят, он и сам наполовину немец. А может, брешут. Не похож он на немца.
Через полчаса впереди запахло гарью. Выехали за поворот. Миновали мосток. За мостом, на взгорье, в ракитах с треском горели дворы какого-то села. В небо с гулом вскидывались языки багрового, с чёрными живыми косицами пламени. Летали охапки чёрных ошалелых, как вороны, хлопьев. Вместе с дворами и копнами сена занимались и ракиты.
– Погоди, Авдей. Бой, что ль, там? – спросил старшина, оглядываясь на казака.
Передние возы между тем ехали тем же привычным маршем. Кони трусили мелкой рысцой. Село горело как-то странно, без человеческих криков и ругани команд, без стрельбы.
– Дворы жгут, – ответил раздражённым голосом казак Авдей.
– Зачем?
– Отступают. Вояки… Вот и жгут всё подчистую. Чтобы Красной армии не досталось.