Они взялись за ручки пилы, быстро поймали надрез и, без роздыху, выбиваясь из сил, на одном терпении смахнули толстую, в четверть пилы, берёзу. С гулом ухнула она в снег, поднимая искрящуюся пыль.
– Ну, кто кого? – победно сияя белёсыми лучиками зелёных глаз и стиснув зубы, улыбалась Зинаида.
К обеду на чалой кобыле подъехал Пётр Фёдорович. Развернул сани возле штабеля и сказал, щуря в улыбке глаза:
– Не знаю, кто у вас бригадир, а кто бригада, но получается у вас ладно.
Слова отца тут же рассудила Пелагея. Она кивнула на Воронцова, который обрубал сучья на той самой берёзе, которую на спор в один мах пилил на пару с Зинаидой:
– Топор в доме хозяин.
И Пётр Фёдорович, поняв бабий смысл её слов, вздохнул, обошёл кобылу и, привязывая к берёзе конец вожжей, издали посмотрел на старшую дочь и пожалел её. Подумал о зяте. Где он теперь? Погиб ли? Или где мыкается? А может, в лесу? Говорят, в лесах партизаны объявились. Между Мятлевом и Износками уже несколько раз рвали железную дорогу. В Угодке разгромили немецкий штаб. Полицаям покоя не дают. То там поймали, на осинке повесили, то из другой деревни в лес увели и на берёзах растянули. Кузьма разволновался, реже приезжать стал. Боится через лес ездить. А парень этот, Курсант, Сашка, Зинаиде никак на сердце лёг. Ишь, как она голову при нём держит и бровь гнёт… Ой-ёй-ёй… Как бы до Кузьмы не дошло. Надо молодых-то дурней попридержать малость. Чтобы ненароком горя себе не наделали. И он сердито прикрикнул:
– А ну-ка, расщебетались, щебетухи!.. Дело надо делать! Курсант, помогай!
И они начали грузить трехметровые брёвна. Пётр Фёдорович знал порядок. Любой власти угодить в первую очередь надо. А потом уже можно и о своём подумать. Первый воз из лесу должен быть с подтоварником для германской армии. Так-то, и не иначе. Пётр Фёдорович должен показать пример. Пока шесть возов не вывезет, за себя и за Пелагею, ни одного дровна из Красного леса двору он не повезёт. А примак Пелагеин брёвна ворочает со знанием дела. К штабелю-то вон как стал, чтобы с комля брать. Чтобы ему, Петру Фёдоровичу, стало быть, полегче было. Откормила его дочь, силушку-то нагулял, вот и работает – не скупится, за двоих. И как будто ненарочная щепка из-под топора, выскользнула на волю вот какая мысль: а что, хороший был бы зять, а Зинаиде мужик. Надёжный. Степенный. Парней-то нынче побьют. Не всякая и красавица с женихом останется. Надо бы, правда что, Зинаиду пристроить. Только бы Кузьму не взъярить и первым врагом не сделать. Ладно, подождём. А время дело покажет…
– Ну, будет, а то наша кобылка в гору не потянет, – сказал Пётр Фёдорович.
Они стянули хвосты брёвен верёвкой. Пётр Фёдорович стукнул обухом по верхнему бревну – упругим гулом отозвался весь воз.
– Теперь не растеряю. Порядок, – и, похлопав рядом с собой по берёзовому пню, белевшему свежим сахарным срезом, сказал: – А ну-ка, парень, садись рядком, поговорим ладком.
Воронцов послушно сел рядом. Насторожился.
– Слыхал я, ты складами интересуешься?
Воронцов молчал.
– Ну, твоё дело военное, понятное. Поменьше болтай, побольше смекай да действуй. А только знай вот что. Отряд, который в Аксиньиной лощине перебили, сюда шёл, в Красный лес. А чего он, спрашивается, сюда направлялся? Да потому и направлялся, что командовал тем отрядом районный уполномоченный НКВД товарищ Артёмов. Он в перестрелке убит. Заместителем у него был участковый Холин. Он тоже убит. Инструктор райкома Петин, говорят, раненый застрелился. Остальные кто убит, кто в плен захвачен. Но все пленные – окруженцы. Такие же, как и вы. А они не знают, куда их вёл уполномоченный Артёмов. Никто ничего толком и не сказал на допросах. Вот так-то. К складам шли. Значит, склады тут. Но девок моих туда, в лес, не смей водить. И сам головой думай, прежде чем шаг-другой ступить. Потому как мины могут быть. Хотя мины – не самое страшное. Всё понял?
– Понял, – ответил Воронцов. – Спасибо вам, Пётр Фёдорович.
– Пой молебен тому святому, который милует, – сказал Пётр Фёдорович и кивнул на Пелагею.
Он развязал вожжи. Указал хворостиной на узел, стоявший под берёзой, сказал:
– Вот вам, полесовщики, луста[2] материна, а я поехал. Сегодня больше не приеду. А вы чтобы к комендантскому часу воротились. Коня ещё распрячь надо…