Во времена Николая III

22
18
20
22
24
26
28
30
                                              Так за царя, за родину, за веру                                              Мы грянем громкое ура, ура, ура!

   Песня лилась заразительно. Михаил, вторя певцу, успел трижды прокричать: ура, ура, ура!

   Произносимые слова для него воспринимались звучными сочетаниями, не более, в то время как Невыездной самовыражался. Выпив и закусив, Михаил возвратился к теме песни.

– Вы относите монархию к идеальному строю?– спросил он, вспомнив недавно видимый сон, где сам выступал защитником монархического строя.

– Разумеется,– ответил Сёма.– Хаос и распад России начался после свержения самодержавия. Всё хорошее, что создано в России, относится к монархическому строю. В династии Рюриков триста лет постепенно преумножались богатства страны. Иначе и быть не могло при переходе престола от отца к сыну, когда наперед известен наследник и отсутствуют мотивы извечной борьбы за власть и переустройства общества. Гарантом стабильности служит государь, помазанник божий, служащий для подданных  непререкаемым авторитетом, судьёй и повелителем, постоянно думающим о судьбах страны и  заботящийся о народе. При демократической форме правления, где результат зависит от выборов, кому-то всегда хочется манипулировать бюллетенями.   Ориентироваться на большинство опасно. Ещё в четвертом веке до нашей эры на камне, стоящем перед входом в храм Аполлона, начертаны семь заповедей, последняя из которых  гласит, что худших всегда большинство. Историю народов творят не толпы, а личности и  многое зависит от того, кто находится у власти. Вам, молодёжи, на уроках истории излагали философскую премудрость о революционной ситуации, возникающей в период, когда правящие не способны управлять государством, а угнетённые классы более не намерены мириться с существующим строем. Что-то же надо объяснять массам. Возникновение революционной ситуации зависит от личности правителя. Есть сильные цари, а есть слабые. При сильных царях государство становится мощным, при слабых владыках оно распадается. При Иване Грозном и Петре Великом невозможно возникновение революционных ситуаций, а при Николае Втором и Горбачёве начинаются брожения в обществе, смута и свершаются революции.

    Михаил внимательно вслушивался в произносимые слова, пытаясь найти общность между тем, что говорит Сёма и тем, что говорил сам во сне, вернее связанный с ним персонаж из сна, защищающий монархический строй и находил много общего в  трактовках. Увиденное во сне он оставил за пределами логических размышлений, не имеющих ничего общего с действительностью. Высказывания шефа он тоже, признав интересными,  оставил без последствий, считая восстановление монархии в современном обществе нереальным. Отстраниться от грядущих перемен, стоящих на повестке дня, Михаил не мог отмахнуться. Показалось резонным оставить существующий строй без изменений и ввести многопартийную систему, которая  осуществила развитие страны без ненужных революций.

– Сейчас появляется много партий,– сказал Михаил.– Мне трудно представить себя борцом за установление монархии. Также трудно понять коммунистов, сжигающих на площадях партийные билеты. Перед тем, как бросать их в костёр, следовало вначале выяснить, являлись ли они настоящими революционерами или только состояли в партии ради благ и продвижения по службе? Перед сжиганием партийных билетов, коммунистам следовало, по Маяковскому, вначале сжечь себя. Я ничего не имею против существующего строя. Именно оно дало мне возможность стать тем, кем я есть. Неизвестно, мог ли я достичь большего при другой власти. В десятом классе я размышлял над тем, куда пойти учиться.  При выборе профессии исключались из рассмотрения гуманитарные науки. Склонность к математике толкала на поступление на физико-математический факультет, но специальность учителя математики, тесно связанная с понятием воспитателя,  останавливала. Финансовые семейные возможности не позволяли проживание в общежитии другого города. Поневоле выбор пал на профессию геолога.   Данная специальность прельщала возможностью путешествий и странствий в безлюдные места, где мало людей и где властвует дикая природа в первозданном виде, и возвращение в ненастную зимнюю погоду домой, в цивилизованный город. Однако набор на геологическое отделение прекратился в год, в который я окончил школу. Махнув рукой, я подал документы на сантехнический факультет, куда год назад поступала сестра. Мое уважительное отношение к ней можно считать причиной выбора специальности. После института я  работал в проектном институте, в котором, по истечении нескольких лет  поймал себя на мысли, что начинаю комбинировать известные технические решения без творческого роста и созидательности.  Дальнейшая работа выглядела не интересной и представлялась серой  рутиной, что привело к поступлению в аспирантуру. Лёгкость поступления и последующая интересная работа говорили о том, как я сейчас понимаю, что избранный путь правилен. Неожиданно для себя я выбрал профессию широкого профиля. Рядом со мной  трудятся механики, химики, геологи, биологи, врачи, сельхозработники. Если говорить о предначертанной судьбе, я мог бы выбрать любую из перечисленных специальностей и всё равно очутился бы в Научном Городке, занимаясь охраной окружающей среды.

– Безусловно, вы создали себя,– подытожил шеф.– Я давно наблюдаю за вами. Впрочем, я тоже создал себя сам и стал тем, кем я есть. Наибольших успехов я бы добился, избрав профессию военного или физика. В этих кругах наша фамилия достаточно хорошо известна, но мне, сыну врага народа, следовало найти нишу, которая мало кого заинтересовала бы из компетентных органов, такую, что даже если бы кто вспомнил обо мне, то махнул бы рукой: подумаешь, занимается чепухой, ну и пусть себе копошится.   После расстрела отца нам с мамой пришлось туго. На определённом этапе жизни, на семейном совете мы с мамой решили, что больше не станем обращать внимание на носимую одежду, а  начнем думать только о продуктах. С тех пор в моей одежде появилась неряшливость. Смириться с имеющимися привычками маме оказалось сложнее. Она по-прежнему, несмотря на отсутствие новых нарядов, в отличие от меня, продолжала следить за собой. Сидя за туалетным столиком, стоявшим у кровати, она подолгу всматривалась в зеркало, пытаясь вглядеться в прошлое. Когда и её не стало, я потерял единственного советчика и окончательно сформировался как личность со своими взглядами и убеждениями. В последние годы она часто болела и практически не выходила из дома,– Сёма повернул голову к задрапированному проёму, ведущему во вторую комнату,– находясь в смежной комнате с одним окном. Там  всё так же стоит бельевой шкаф, широкая кровать. Вообще, ничего интересного, кроме запылённых хрустальных безделушек, лежащих под зеркалом на туалетном столике у кровати, которыми никто не пользуется последние двадцать лет и которые представляют интерес лишь для кинозвёзд «Мосфильма», неудачно пытающихся играть княгинь. После её смерти я переместился в комнату, в которой она спала. Комната, в которой мы сидим, превратилась в рабочий кабинет и одновременно в гостиную. Тахта, на которой я спал, является спальным местом для остающихся на ночь гостей, и одновременно служит дополнительным посадочным мест во время праздничных обедов. Стол, за которым мы сидим, при большей компании отодвигается от тахты. С детства я привык к другим условиям. Родился я явно не для того, чтобы чистить горшки и воевать с соседом по коммунальной квартире. Я вам покажу интересный документ.

    Сёма встал и шагнул вправо к секретеру, стоящему в двух шагах, вытащил кожаную папку, которую, сев на место, раскрыл и положил на колени. Перевернув несколько страниц,  положил свидетельство о рождении на стол так, чтобы было видно гербовую бумагу, и начал самозабвенно, как нечто дорогое, с мягкими интонациями в голосе, рассказывать об обряде крещения, перечисляя имена знатных особ, присутствовавших на церемонии. Михаил оценил важность крёстных, именуемых генерал-губернаторами  Петербурга и Москвы с их жёнами, взявших на себя обязанность опекать юное чадо. Михаил взял в руки свидетельство о рождении и попросил повторить названные фамилии. Ошибки не было. Фамилия сына бывшего генерал-губернатора Москвы, а ныне известного учёного, принимающего участие в спасении расположенного в долине многотысячного города от затопления,  оказалась ему знакомой. Шеф подтвердил правильность предположения и добавил, что его с этим человеком связывают дружеские узы.   Сема подхватил, собиравшуюся было, выпасть фотографию молодой женщины в белоснежном  медицинском халате с кокошником на голове и близко поднёс пожелтевшее фото к своему лицу, будто собираясь на него молиться, после чего медленно положил на стол.

– На фотографии изображена моя мама,– пояснил он,– бывшая в годы первой мировой войны сестрой милосердия. Эта фотография стояла на столе её отца, решавшего в годы первой мировой войны, висящую на волоске, судьбу Котовского. Думая о завете Петра Первого, что славу и богатство отечества следует беречь и множить, и, смотря на дочь,  он послал Котовского в окопы, но тот покинул фронт, поскольку имел, на этот счёт, иные интересы.

– В сравнении с  предметами, изображёнными  на фотографии, ваша мама небольшого роста,– предположил Михаил.

– В отличие от двухметрового мужа, это безусловный факт. Невысокий рост она унаследовала по генетической ветви от своего отца.

– У вас имеются братья?

– Один. По древней традиции, одного из членов семьи направляли в  священнослужители. По своим наклонностям,  к этой миссии более всего подходил мой брат. Сейчас он является настоятелем маленькой церквушки в Париже. Покинув Россию в двадцатые годы, он считался пропавшим без вести.

    Пока шеф говорил, Михаил невзначай взглянул на открывшийся лист, лежавший  сверху, в раскрытой папке. Внимание привлекли две жирные чёрные линии высотой с большую печатную букву. В свидетельстве о смерти отца Сёмы в строках, следующих друг за другом, отведённых для записи места смерти и дате смерти, стояли жирные черные полосы. Сёма  хотел убрать злополучный лист, засунув его между документами папки, но передумал, положил на стол, закрыв им свидетельство о рождении. Михаил медленно прочёл содержимое.

– Я никогда не видел ничего подобного,– сказал Михаил, указывая на свидетельство о смерти отца Семы.– Трудно представить, что такое возможно. Я равнодушен к тому, в каком городе умру, где похоронят и где развеют прах, но я содрогаюсь, когда вижу подобный документ.

    Михаил предложил выпить за отца Сёмы. Они выпили, после чего какое-то время молчали, каждый думал о своём. Михаил размышлял о превратностях судьбы, о карьере, блестящей перспективе, раскрывшейся  перед Сёмой при рождении и о неожиданных поворотах, смешавших всё, а Невыездной вспоминал о детстве и счастливых часах, проведенных с родителями.

– Существует мнение, что сын за отца не отвечает,– вывел Михаила из раздумий Невыездной, сам себе вслух отвечая на мучительный вопрос, теребивший душу.– Чушь! Черта с два!

    Михаил не удивился фразе, сорвавшейся вроде бы ни с того, ни с сего из уст шефа. Он и за собой замечал, что иногда говорил, по мнению окружающих, как бы невпопад.   Главное,  подумал он, чтобы рядом находился собеседник, следящий не за цепью размышлений, а вслушивающийся в окончательный ответ. Он давно пришел к выводу, что  вопросы собеседнику  не обязательно задавать. Их можно задавать себе и тогда ответы приходят сами собой, кажущимися откровениями, лежащими на поверхности и ждущими своего часа, с которыми наперёд приходится соглашаться. Для Михаила, на которого не выпали испытания тридцать восьмого года, не существовало сомнений в единении отца и сына. Он отнёс трактовку, что сын за отца не отвечает, к несуразицам, противным природе, и считал это выражение детищем гражданской войны, когда брат шёл на брата, а сын воевал с отцом. Продолжавшее и в дальнейшем несоответствие законов страны с законами природы, довлеющее над людьми и уводящее от правды жизни в страну кривых зеркал,  порождает двусмыслицу и толки, когда дома говорят одно, а в общественном месте другое. Об отце Сёма в Научном Городке не распространялся, но шёпот, который страшнее всяких слов, таинственно распространял слухи, жаждущие новых откровений, что его родитель служил царским адмиралом, а после революции стал красным генералом. Рядом  с двумя фотографиями, стоящими на рабочем столе сына, не доставало третьей, которая, несомненно, лежала в закромах. Недаром говорят, что Бог троиться любит. Весьма интересно было бы взглянуть на фотографию отца Сёмы в форме адмирала, хранящуюся где-то в тайниках, скрытых от посторонних глаз. Михаил не проявил любопытства, решив, что поскольку ее скрывали, то о ней нечего и спрашивать. Лучше спросить о том, что не вызывало подозрений.

– Я  ориентируюсь в старых  воинских званиях, а о воинских отличиях времён гражданской войны могу только догадываться по количеству ромбов в петлицах. Какое звание имел ваш отец? – спросил Михаил, вполоборота повернувшись в сторону фотографий, стоявших на письменном столе.

– Мировая практика пестрит случаями присвоения очередного воинского звания при переходе офицера из одной армии в другую,– ответил Сёма.– Наполеон собирался служить в царской армии, но его не повысили в чине и он остался служить во Франции. Перейдя он на сторону России, история многих государств развивалась бы другому сценарию. При переходе отца из царской армии на сторону красноармейцев, известный принцип повышения по службе был соблюден. За званием адмирала следует контр-адмирал, что равносильно  генерал-лейтенанту. На офицерском кителе отца в петлицах вы видите два генеральских ромба. Звания  на флоте и в сухопутных войсках, несмотря на различие в наименованиях, идентичны. Так, капитан первого ранга приравнивается к полковнику, а в научных кругах доцент идентичен старшему научному сотруднику, работающему в исследовательском институте. То, что в первые годы советской власти в Красной армии отменили погоны и звезды заменили ромбами, объяснимо. Невыразительные формы военнослужащих, как отпечаток времени, следовало подчинить внутренним устоям государства. После революции стремились создать костюмы для военных без видимых отличий, желая уровнять командиров в глазах солдат и матросов. Прятки являются интересной детской игрой, но спрятать генеральские звезды не удавалось ещё никому. Со временем встала необходимость в замене армейской формы и введении погон. Начали с обмундирования.  Сталину несколько раз показывали образцы новой военной формы, но им ни один  из представленных образцов не утверждался. При очередном просмотре вождь спросил у модельеров:– А чем вам не нравится русская форма времён Суворова, одержавшего блистательные победы? Все вмиг прозрели, услышав здравую мысль. Никто не посмел возразить товарищу Сталину  и дальнейшая раскройка тканей пошла, как по маслу. Погоны в войсках появились позже, при первых значительных победах на фронтах отечественной войны под Курском. В верхних эшелонах власти сразу вспомнили о боевом духе и о молодых парнях, получивших лейтенантские погоны и могущих похвастаться ими перед барышнями.