Леший

– Пусть подождет. – Он нажал кнопку пульта.

Полковник поднялся.

– Приятно было с вами побеседовать, – произнес он пустые слова.

– Мне тоже, – сжал губы генерал.

– С вашего позволения. Дела…

– Да, конечно. Всего хорошего, – произнес генерал и подал руку.

Полковник вышел из кабинета. Почти сразу же дверь вновь открылась, и в кабинет вошел Тюменцев – шкура бесстыжая, высокий, здоровенный, как медведь, – принялся ходить вокруг да около.

– Что вам нужно, подполковник?

Что нужно подполковнику? Да, в принципе, ничего. Он доволен жизнью. Он по поводу службы. Необходимо решить вопрос о передислокации отряда милиции. Здание старое, ветхое – того и гляди развалится. Второе – экипировка. Парни требуют зимнюю одежду. В том-то и дело, что летом только и просить зимнюю, потому что зимой не допросишься. Вот такой он добрый начальник. Печется о подчиненных. Отец-командир. ОМОНу предстоят мероприятия. Мало ли что. Вдруг, скажем, первое лицо государства в область пожалует.

Генерал удивленно взглянул на Тюменцева: тому известно о возможном прибытии Первого? Каков проныра! Выходит, что узнал из других источников – тех, что выше генеральских. И это лишь укрепляет убеждение в том, что Тюменцев – слуга двух господ. Он служит и нашим и вашим. Не зря получил кличку Фаворит. Из милиции с треском выперли. Через год восстановили. На генерала надавили так, что он вынужден был отступить. Тюменцев восстановился через суд: судебные дела принято исполнять. УВД выплатило «опальному» майору утраченную зарплату, а также возместило моральный вред. Позиция истца была проста, как одуванчик: стоял, никому не мешал, а они пришли, растоптали, всю жизнь переломали. Уголовное дело? Это которое против него возбуждали? Так это когда было?! Да и прекратили то дело за недосказанностью. Точнее, за отсутствием в его действиях состава преступления. Никому теперь Тюменцев не должен и никогда не был. Чист, как слеза младенца, перед богом и людьми. Сказал в суде и не засмеялся – такова натура его. И будто бы не было задержания с поличным при получении взятки, не было скороспелых признаний, сделанных сразу же, в надежде на снисхождение. Если бы не ошибка оперативников, сидеть бы ему в колонии строгого режима на Среднем Урале. Ошиблись оперативники, поторопились. Понятых по привычке из камер для задержанных, как обычно, взяли. Они и раньше так поступали. Где их добудешь, понятых, среди ночи, а взятка – вот она. На этом недостатке обвинения и была позже построена защита. Теперь взяточник стоит перед Суховым, смотрит в глаза и не отворачивается. Такова натура бесстыжая. Он близок к Раппу. Он близок к губернатору. Каков, шельма?!

– Потом с вашими вопросами, – махнул рукой генерал, лишь бы не видеть проститутку. Тюменцев развернулся и вышел.

«К кабинету ходит приглядывается, – вдруг подумал Сухов и ужаснулся: – Это же надо! Ни коня, ни воза, а этот уж на базар собрался…»

Генерал встал, открыл дверцу комнаты отдыха, вошел внутрь. В небольшой комнате с одиноким оконцем стояла кровать-односпалка, письменный стол, тумбочка с зеркалом над ней, телефон, небольшой сейф и шкаф с антресолью.

Генерал открыл маленьким ключом сейф, вынул пистолет иностранного производства. На затворе с боку было выгравировано латинскими буквами: «Für Freundschaft. Ost Deutchland» – На дружбу. Восточная Германия. Пистолет холодил руку. Взвесив его на раскрытой ладони, генерал обтер металл куском чистой белой материи, положил в карман брюк. Взгляд его упал на зеркало. Оттуда смотрела угрюмая физиономия.

– Не пугайся, Гоша, – сказал он сам себе. Подошел к шкафу и открыл дверцу. Надел генеральскую фуражку с развесистой «капустой», поправил погоны и вышел. В кабинете он подошел к столу, открыл нижний ящик, приподнял бумаги: под ними лежало несколько купюр по сто рублей. Взяв деньги, он положил их в нагрудный карман рубахи.

– Секретарь, заметив на начальнике фуражку, когда тот вышел из кабинета, спросила:

– Машину, товарищ генерал?

– Не требуется, – ответил Сухов. – Я здесь. Рядом. Пойду, пройдусь по управлению…

Он вышел через проходную, отдав первым честь дежурному старшине. Тяжелая высокая дверь хлопнула у него позади. Впервые за много лет генерал Сухов шагал от управления пешком. Ничего особенного. Пусть народ смотрит на живого милицейского генерала. Он чувствовал себя совершенно свободным. Он никому теперь не обязан. «Елки-палки, отставка – это не так уж плохо, – неожиданно подумал он. – Буду на рыбалку ходить, по грибы. Кажется, я это заслужил…»

За перекрестком он сел в трамвай и долго ехал на окраину города. На конечной остановке он вышел. Тут же, в ларьке, купил большую квадратную бутылку водки и копченую горбушу. Ему завернули ее в бумагу и положили в пластиковый пакет. От магазинчика он направился прямиком туда, где его, конечно, не ждали. Он шел затравеневшей улицей. Здесь никогда не было асфальта. Подошел к небольшому дому и услышал за воротами лай собаки. Над воротами чернела кнопка сигнала. Он нажал ее.