За холмом

Слуги, до того прятавшиеся в темноте у стен столовой, бросились к столу подавать первое.

– Пожалуй, с нашим… эээ… нежданным визитёром мы побеседуем позже, – пробасил глава семейства, откинувшись на спинку деревянного трона, – что-то у меня нет сейчас настроя.

Бегемотик больно пнул под столом ногу путешественника.

– Пожалуй, мы свидимся теперь с ним только в здании Совета, на допросе, как положено, – продолжил хозяин и повернул голову к нашему мокрому и полумёртвому от страха зайцу, мстительно сверкнув из глаз отражением свечей. – И что-то мне подсказывает, что допросы могут не затянуться надолго, а Великий голос может приказать сжечь его на центральной площади.

Носатый горбач скривился в улыбке, будто произнесённые слова доставили ему массу удовольствия. Путешественник вдруг расхотел есть.

– Понимаешь, – обратился непосредственно к нему член Совета, – в нашем мире очень легко допустить ошибку, но практически невозможно её исправить. Наш мир суров, но справедлив, выживают лишь самые благодетельные и умные.

Семейство одобрительно загудело, ожидая конца выступления и разрешения приступить к поеданию дымящегося в тарелках супа. Носатый ещё раз ухмыльнулся, одобрительно всем кивнул, взял тарелку за края и, без использования ложки, за раз, всё содержимое в себя влил. Тот же фокус повторил за отцом и его наследник, правда, с меньшим успехом – облил свой бархатный жилет. Остальные ели как обычно – ложками, но в большой спешке, стесняясь того, что заставляют главу семейства ждать.

Мужчина сидел, в сомнении зависнув над тарелкой: «Съесть, как член Совета и его сын-преемник? Но вдруг это не смягчит их сердца, а, наоборот, разозлит: мол, я пытаюсь продемонстрировать, что ничем им не уступаю? Или есть как женщины и подростки? Вдруг это здесь позорно, и я окончательно упаду в их глазах и не буду заслуживать ни симпатии, ни снисхождения? Вообще не есть? Сочтут за оскорбление, наверняка! Эх, была не была, что мне терять? Выпью суп, как они». Взял и выпил так же виртуозно, как и носатый, хотя никаких тренировок не имел. Оглянулся по сторонам, ожидая реакции. Но им, как оказалось, вообще никто не интересовался. Женщины отчаянно стучали ложками, подростки уже их облизывали, наследник чистил салфеткой драгоценный жилет, а главный ковырялся в носу.

– Кхм, – кашлянул член Совета, и вмиг установилась тишина, – пора приступить ко второму! – и что-то гаркнул на своём языке.

Слуги бросились убирать посуду и расставлять горячее, а старейшина встал с трона, зашёл за спинку и облокотился о неё для пущего удобства.

– У меня для вас важное сообщение. Как всегда, вы узнаете его одними из первых в нашей стране! – пророкотал он. – Как вы заметили, меня не было в городе с самого утра – мы с другими членами Совета ходили на холм.

Женщины подобострастно ахнули, будто им только что предъявили свидетельства какого-то чуда.

– Великий голос вновь снизошёл к нам и был в этот раз сопровождаем крайне приятной музыкой, а также очень понятен и чист. Нам, как видите, даже не пришлось всю ночь сидеть в здании Совета, расшифровывать и толковать послание. В блокнотах каждого из нас оказались записаны одни и те же слова.

По столовой вновь пронёсся восторженный шум, одноглазая захлопала в ладоши.

– И вот, моя дорогая семья, рад вам объявить, что на завтра Великим голосом, что засвидетельствовано и подтверждено единогласным решением Совета, назначен праздник!

Все вскочили и начали яростно аплодировать и восхвалять в самых изысканных выражениях мудрость и всеблагость Великого голоса. Внезапно одна из служанок уронила со страшным грохотом серебряный поднос. Член Совета не вздрогнул, только повёл глазом на провинившуюся, и её тотчас увели два довольно крупных прислужника.

Остальная часть ужина прошла в полной тишине, лишь откуда-то из-под пола периодически доносились отчаянные вопли служанки, в эти моменты старейшина морщился и жестами просил прислугу в комнате чаще ходить вокруг стола с подносами в руках, что, надо признать, действительно скрадывало эти жуткие крики.

Глава VIII. День третий. Овца-убийца

После вечернего похода за овцами на самый край здешнего света у мальчика отваливались ноги, а голова сама собою падала на грудь – он никогда так не уставал ни дома, ни в поездках. Так что спалось сладко. Тем более что пастух сделал ему очень мягкую и удобную постель из невесть откуда взявшегося у него тюка с чистейшим хлопком. Вообще, дома у него было много дивных вещиц, целый склад. Мальчику были любопытны все эти тюки, свёртки и сломанные, будто сброшенные с высоты деревянные ящики, но толком разглядеть их не было сил.

Утром пастух его насилу растолкал. На столе стоял необычный для этого дома завтрак: на яркой парадной посуде – сладкие булочки, творог, посыпанный сахаром, и ягоды.