Агент СиЭй-125: до и после

Сразу стало темно и мрачно на душе, перспектива растянутого ещё на три долгих месяца ожидания мало меня вдохновляла. У меня началась бессонница.

В воскресенье, седьмого мая, я пошла в бассейн поплавать и посидеть в джакузи, уж слишком хотелось немного успокоить нервы. Вернувшись домой, я одела своего годовалого ребёнка, чтобы взять его на прогулку, собралась сама, и вдруг перед глазами у меня почернело – я только успела сказать маме: «Ой, я сейчас упаду в обморок». А дальше только помню, что очнулась от несусветной боли в голове, шее и спине, распластавшись на кухонном керамическом полу. Тут же подбежала мама, которая всё видела. Я не представляла, что может быть настолько больно. Придя в себя, я сразу же позвонила Гагику. Он задал несколько вопросов и решил, что если хуже не станет, то можно остаться дома и наблюдать.

Ночь была трудная, сильно болели голова, шея и спина, перед глазами всё непрерывно двигалось. На следующий день я всё же поехала в больницу, мне просканировли голову, сказали, что внутри гематомы нет, просто сотрясение мозга.

Шли дни, но мне становилось всё хуже и хуже, к уже имеющимся симптомам прибавились головокружение, тошнота, мышечные спазмы и непрерывная аритмия во всём своём разнообразии. Так прошли недели три, в течение которых я один раз побывала у своего терапевта. Его абсолютно не интересовало моё сотрясение, интересовал только один вопрос: почему я потеряла сознание? Меня же это абсолютно не интересовало, так как казалось вполне естественным после столь бурно проведённого месяца и в преддверии ещё трёх таких же. Он послушал моё сердце и, насчитав шестнадцать пропусков сердцебиения за одну минуту, решил в очередной раз заняться изучением моей аритмии. На меня опять должны были навесить монитор. Я просила его посоветовать, что же делать с сотрясением мозга, так как была обязана хоть как-то, но функционировать.

– У тебя сотрясение мозга, – услышала я в ответ.

– А что же с ним делать, как облегчить положение?

– Ну, если хочешь, пойди к невропатологу, – посоветовал терапевт, протягивая мне визитную карточку группы, где много хороших специалистов. Также он прописал мне установление монитора для наблюдения за аритмией.

На следующее утро я позвонила в офис невропатологов, где мне сказали, что поскольку я новый пациент, наискорейший визит может быть назначен на середину июля.

– Но у меня сотрясение мозга и мне плохо. Вряд ли мне в середине июля визит поможет, – кое-как выговорила я.

– Ничем не могу помочь, наши специалисты очень заняты, – с гордостью сказала секретарша.

Терапевт согласился похлопотать, чтобы невропатологи приняли меня пораньше. Спасибо ему и группе занятых специалистов, которые нашли время и согласились принять меня через каких-то четыре дня.

В этот день мы с мужем отправились на приём. Шла я, держась за стенки. Доктор мне попался хороший, сразу же вызвал доверие. Пожилой человек в отличной физической форме, подтянутый и явно заботящийся о физическом и психическом состоянии своих пациентов. Звали его Доктор Стейшн. Он меня осмотрел (стандартный осмотр невропатолога: пройди прямо, пройди криво, сколько пальцев, пальцы к носу, сожми руки, сожми ноги, руки в ноги, ноги в руки и так далее) и сказал, что у меня, конечно же, сотрясение мозга; иногда оно может сопровождаться всеми имеющимися у меня симптомами, но он надеется, что со временем всё пройдёт бесследно. Если же что-то останется после одного года (что маловероятно), то, наверное, не пройдёт. Сказал, если в течение нескольких дней дела не пойдут на улучшение, надо будет сделать МРТ. В заключение он поинтересовался, нет ли у меня вопросов. Я, осознавая всю абсурдность своего вопроса, всё же спросила, можно ли мне водить машину, когда так кружится голова и всё двигается перед глазами. «Sure!» – не задумываясь и вполне спокойно ответил Доктор Стейшн. Он, наверное, точно знал, что там, где он ходит и ездит, я водить не буду.

Прошло ещё какое-то время, лучше мне не становилось, надо было делать МРТ и через несколько дней идти к Доктору Стейшну за ответом. На приём меня повезла подруга. Доктор опять меня осмотрел. Когда он спрашивал про количество пальцев, я заметила, что подруга моя смотрит на меня как-то особенно: то ли с интересом, то ли с удивлением. И тут я подумала, что, может, это мне кажется, что вопрос лёгкий и что там всего два пальца, а на самом деле, может быть, там совсем не два пальца, а, кто знает – сколько. Я поинтересовалась у подруги, всё ли правильно, она с неподдельной гордостью за мои успехи кивнула головой. Я тоже осталась собой довольна. Томография ничего интересного в моём мозгу не обнаружила, и доктор опять выразил надежду, что мне скоро станет лучше.

Между тем, как я уже говорила, терапевт, задавшийся целью докопаться до причин моего обморока, захотел провести очередное исследование моей аритмии и связал меня с электрофизиологом – Доктором Мербергом. Опять мне выдали монитор с проводами и велели чуть что нажимать на кнопку, что я и делала весьма регулярно, не придавая этому никакого значения. И вот, как-то раз, после того, как я в очередной раз нажала на кнопку, зазвонил телефон. Я собиралась в этот момент куда-то выходить и думала, брать трубку или не стоит – мало ли кто звонит, ещё опоздаю. Всё же решила ответить. Оказалось, звонят из Центра по Реагированию на Мои Нажатия на Кнопку.

– Сиди и не двигайся, пока тебе не позвонит Доктор Мерберг.

– Почему?

– Ты зарегистрировала очень серьёзный эпизод. Сиди и не двигайся, пока тебе не позвонит Доктор.

– Что же я зарегистрировала?

– Не могу сказать. Не разговаривай, не двигайся, Доктор скоро с тобой свяжется.

И всё – гудок в телефоне. Сижу в растерянности, никто не звонит, эпизод уже прошёл, не понимаю, зачем сижу, опаздываю, но послушно сижу. Думаю, что ощущение было знакомое (суправентрикулярное!), просто более интенсивное, чем обычно, но совсем непродолжительное. Сижу. Никто не звонит. Начинаю раздражаться, немного неуютно на душе. Потеряв терпение, сама звоню в офис терапевта, говорю: «Мне сказали не двигаться, пока Мерберг не позвонит, а он уже полчаса не звонит, что мне делать?» Мне говорят: «Сиди, не двигайся, Мерберг позвонит». Сижу, не двигаюсь, Мерберг не звонит. Перестаю сидеть, не двигаться. Продолжаю свои дела и жду, когда же Мерберг позвонит. И по сей день не позвонил. Думаю о смысле теста. С одной стороны, прекрасная возможность поймать и записать какое-то явление, которое регулярной электрокардиограммой не поймаешь. Но толку-то что? Позвонили, напугали, подбавили стресса человеку с проблематичным сердечным эпизодом, а врачу «до лампочки»?