Сказать, что и на этот раз я не поверила или не придала значения, было бы неверно. Исчезнувшая на тринадцать счастливых месяцев аритмия моментально была тут как тут. Я еле смогла передать маме предположение врача. Мама посерела: она уже подозревала что-то недоброе, наблюдая за мной во время разговора. Я позвонила мужу на работу и сообщила ему об услышанном. Он заплакал и примчался домой первым же автобусом.
Был четверг, примерно два часа дня. Я поняла: если это состояние продлится до понедельника, я перестану существовать. Я судорожно набрала номер больницы, надеясь только на чудо – вдруг я смогу до субботы сделать назначенный тест. И тут всё пошло как нельзя лучше. Была одна единственная возможность сделать ультразвук в тот же день, в пять часов вечера – кто-то в последнюю минуту отменил свой тест. Я помчалась в больницу, и там мне крупно повезло ещё раз. Женщина, которая делала эту процедуру, оказалась невероятно доброй; она, видимо, почувствовала, в каком я состоянии, и всеми силами хотела меня как-то успокоить.
Люди, делающие ультразвук, не имеют права обсуждать с пациентами увиденное. Она и не обсуждала, но по тому, как она со мной разговаривала, мне показалось, что она ничего страшного на экране аппарата не видит. Вместо обычного, стандартного, холодного и бездушного: «Доктор всё тебе скажет, когда у него будет время», лаборантка говорила: «Это не диагностический тест, результат часто бывает ложноположительным, так что я не вижу причины так беспокоиться». Слово помогает. Я была готова её расцеловать и уходила оттуда, чувствуя себя существенно лучше, с надеждой, которую никоим образом не хотел допустить Доктор.
На следующий день, в пятницу, мне позвонил Гинеколог и сказал, что ультразвук ничего не показал, но это ничего не значит, так как ультразвук часто этой болезни вообще не показывает (интересно, а для чего назначал?), через месяц надо повторить анализ крови. Потянулся бесконечный месяц страха и ожидания, но проходил он оживлённо – скучать не приходилось.
В ту же самую пятницу мне позвонили из офиса терапевта и сообщили, что действительно, все почечные показатели улучшились, кроме крови, а это оставляет в силе подозрение на рак почек. Я попросила сделать ещё один анализ, аргументируя тем, что дело идёт на улучшение. Медсестра на этот раз легко согласилась. Так что в понедельник я снова сдавала анализ. Но и понедельник этим не завершился: у меня покраснела и стала сильно болеть грудь (я всё ещё кормила своего малыша).
В среду пришёл ответ анализа на почки без особых изменений, и медсестра настаивала, что похода к урологу не избежать. К этому моменту дело с грудью обстояло настолько плохо, что мне пришлось в пятницу идти к гинекологу по грудным делам, а на следующий понедельник запланировать визит к урологу. Гинеколог сказал, что в груди абсцесс, потом засомневался, прописал сильный антибиотик и велел, если до вторника не пройдёт, в среду идти к грудному хирургу.
Итак, в понедельник я отправилась к урологу – редкий врач, хоть бы все были такими. Посмотрел на результаты анализов и на меня, несчастную.
– Я почти уверен, что нет никаких проблем, но, если хочешь, для пущей уверенности сделаем ультразвук почек, – абсолютно спокойно сказал Доктор.
– Терапевт думает, что может быть рак почек, – заикаясь, выдавила я из себя страшное слово.
– РАК? Как рак? Почему рак? – удивился уролог. – Нет, не может быть. На каком основании он тебе это сказал, нет никаких предпосылок это подозревать. Это скорее всего от кормления грудью. Ничего страшного, сделай ультразвук и не переживай.
Я вышла из его офиса счастливая, невзирая ни на что. Значит, всё же можно так: чётко, добро, не пугая, но с ответственностью и осторожностью.
К среде под влиянием сильных антибиотиков с абсцессом полегчало, но несущественно, так что надо было идти к хирургу.
К хирургу мама пришла со мной: бедная так волновалась, что не заметила и надела разные туфли. Нам почему-то велели принести $300 наличными, мы их заплатили, потом прождали в приёмной часа три, как и полагается у «хорошего» врача, после чего, наконец, зашли в экзаменационную комнату. Там тоже прождали довольно долго, в конце концов врач всё же появилась, глянула на меня и на мою грудь и заговорила.
– Инфекция! – многозначительная пауза, – но инфекция не бывает без причины, так что надо проверить. Инфекция может быть от опухоли и вообще от чего угодно, – продолжила она.
– Но я же кормила ребёнка, может, от этого? – под грозным взглядом Женщины-Хирурга я проявила совершенно излишнее любопытство.
– Не обязательно, всё может быть. Надо как можно скорее сделать маммографию и ультразвук груди с повтором через три и через шесть месяцев, – завершила Хирург, уже выходя из комнаты (где она провела не более пяти минут) и протягивая мне пачку направлений на многочисленные тесты.
Мы вышли на улицу. Настроение было, мягко выражаясь, не слишком приподнятое. Мама утешала: всё будет хорошо. Я же думала, что если в течение двух недель три разных врача подозревают три опухоли в трёх разных органах, то, наверное, всё же где-то что-то есть. Пусть один доктор ошибся, пусть тест что-то не то показал, но не три же недоразумения одновременно?!
Следующие две недели прошли в анализах и результатах. В понедельник позвонил сам уролог (оказывается, можно по телефону!) и опять так же чётко сказал, что вот уже и ультразвук показал – в почках ничего нет, всё хорошо, он и не сомневался, и, как минимум, год ничего не надо проверять и делать, а главное, велел не переживать. Он, видимо, не знал, что его коллеги в это время гордо и уверенно шли вперёд своим путём, приговаривая: «Ничего, Уролог, сколько хочешь выпендривайся в своём непопулярном гуманном стиле, мы и без тебя разберёмся. Ситуация отличная, пациент на крючке – можно как угодно долго держать в неопределённости и постоянном страхе; заставлять непрерывно проверяться, до тех пор, пока что-то у неё да и появится; а ты выпендривайся, сколько влезет, того гляди и разоришься». Я безгранично благодарна своему Урологу за человеческое и профессиональное отношение ко мне.
Я начала постепенно выпутываться из этого болота. Более того, я даже умудрилась запастись некоторым оптимизмом по поводу последнего неразрешённого вопроса, а именно: что же может означать повышенный уровень Агента СиЭй-125 (его также называют маркером). Я досконально изучила в интернете абсолютно всё, его касающееся, и поняла, что он может быть повышенным при самых разных болезнях и состояниях, включая злокачественные и доброкачественные опухоли и всякие безопухолевые ситуации. Я также узнала, что повышение этого агента может отражать что-то, происходящее в других органах. А главное: в незлокачественых ситуациях он в течение месяца может периодически повышаться и понижаться! Я написала учёным, занимающимся исследованиями этого маркера и получила от них вполне утешительный ответ: это – неаккуратный тест, часто даёт ложный результат, потому употреблять его как диагностический не рекомендуется. Назначают его только в уже диагностированных случаях, чтобы наблюдать за прогрессом или регрессом заболевания. Я, конечно же, многократно обсуждала свои соображения и познания с Гагиком, который спокойно и уверенно (а главное, безгранично терпеливо) твердил: «Точно, ложноположительный». Одним словом, хотя я и была достаточно перепугана, у меня появилась надежда. Самым трудным было ждать, но так как месяц проходил неординарно, время пролетело быстро.
Я выбрала момент, когда, в соответствии с прочитанным, показатель должен был бы быть наименьшим, и отправилась на анализ крови. Через пару дней после сдачи анализа я пришла на приём к Гинекологу, чтобы узнать результат. Когда секретарша открыла мою анкету, чтобы посмотреть, сколько я должна заплатить, я увидела на лежавшем в моей папке результате анализа, что показатель понизился. Счастью моему не было предела. Я долго ждала своей очереди и всё время представляла себе, как доктор зайдёт в экзаменационную, откроет мою папку и радостно мне сообщит: «Good News! Показатель стал ниже, и ультразвук был хороший, так что – всё нормально. Теперь мы оба спокойны. Иди и радуйся». Но не тут-то было. Он скептически посмотрел на мой улучшенный результат и строго сказал, что радоваться нечему, это ничего не значит, все опасения в силе, так как маркер всё равно повышенный и надо повторить тест через три месяца. Я рассказала ему, что мне несколько учёных из разных стран мира написали, что Агент СиЭй-125 – не диагностический тест, и он ничего не значит для недиагностированного человека. В ответ он только сказал, что ничего не знает и верит только тесту. Что-то во мне треснуло: слово может сильно покалечить.
ebooksa