Когда время ношения монитора кончилось, мне нужно было явиться в офис к Мербергу, обсудить все результаты. Чувствовала себя я в этот день препогано, голова кружилась, не останавливаясь, перед глазами всё двигалось, я еле-еле шла по улице, кое-как дошла до офиса, держась за заборы и деревья. И тут меня ввели в комнату, где сидел сам Мерберг – Властелин Сердец! Забегая вперёд, скажу, что более комичного и одновременно трагичного визита к врачу представить я себе не могла. Помню, в процессе визита мне иногда казалось, что вряд ли это происходит наяву и со мной. Вот как он протекал.
– Мне тут сказали, что у тебя были проблемы, но я был на операции и не смог тебе позвонить. Ну, здесь кардиограмма показала, что пульс у тебя был за двести, но это тебя не убьёт, – отводя свои хитрые и хищные глаза в сторону, победоносно (видимо, потому, что я и впрямь не умерла) сказал Мерберг.
Так что начало визита было оптимистичным и на высокой ноте. Так как мне было плохо не на шутку, я решила не думать о прошедшем эпизоде, а сосредоточиться на данном моменте, и начала ему рассказывать, как трудно сочетать аритмию с постоянным головокружением и сотрясением мозга. Также я ему рассказала о том, что много лет назад аритмия у меня началась после укола, содержащего адреналин. Мой рассказ его абсолютно не интересовал. У него горели глаза от радости, что в руках у него оказался такой хороший случай: жалкая, несчастная, плохо себя чувствует, куча симптомов, следовательно, куча и куча тестов. Он тут же мне сообщил, что знает как меня лечить, и быстро по-деловому перешёл к изложению своего плана.
– В первую очередь нам нужно найти причину твоего обморока. Для этого у меня есть прекрасный тест, называемый тилт-тест (tilt table test). Мы ремнями привяжем тебя к столу, поднимем стол в воздух и начнём вращать его в разных направлениях в надежде, что ты быстро потеряешь сознание. Тогда мы на кардиограмме поймаем момент твоего обморока и посмотрим, что именно послужило его причиной. Если же ты сознание не потеряешь (что маловероятно), у нас есть запасной вариант. Мы сделаем тебе укол адреналина и продолжим вращать стол в воздухе. Тогда ты уж точно потеряешь сознание, и мы найдём причину.
Говорил он с горящими глазами, потирая руки, не глядя на меня и не замечая, что я легко могу потерять сознание от его речи. Лучше бы подключил аппаратуру.
В момент, когда он переводил дыхание, я еле-еле умудрилась напомнить, что как-то раз от адреналина чуть не отправилась на тот свет. Это не произвело на него никакого впечатления, он вдохновенно продолжал:
– А в том крайнем случае, если это тоже не сработает, мы сделаем тебе катетеризацию, то есть просунем зонд из паховой вены в сердце и посмотрим там на все импульсы и электрическую проводимость. И если мы что-нибудь там найдём, то сделаем аблацию – устраним очаги нарушения ритма. А ещё мы сделаем тебе ультразвук сердца и ядерный стресс-тест, – никак не мог остановиться Мерберг.
Тут я не выдержала и прервала его, сказав, что у меня сотрясение мозга, я еле дошла до этого офиса, меня беспокоит аритмия, и пока я не разберусь с этим состоянием, мне как-то не очень хочется падать в обморок на вертящемся в пространстве столе. Он не понял моего нежелания терять сознание и сказал, что большинство его пациентов делают это в 90-летнем возрасте и ничего, остаются живы, так что мне вообще не о чем беспокоиться. Тут я окончательно поняла, что помощи мне здесь не видать, и распрощалась, не дав согласия ни на один из предлагаемых тестов. Он даже как-то растерялся и недоумевал, почему столь конструктивный план лечения мне не понравился.
Было ясно одно: к Мербергу я больше не вернусь. Держась за заборы и стены, я дошла до дома. Несмотря на плохое самочувствие, хватило юмора по достоинству оценить ситуацию.
Буквально через несколько дней после легендарного визита к мастеру по составлению долгосрочных конструктивных планов произошло следующее. Я ждала старшего сына после окончания его школьных занятий и разговорилась с мамой его одноклассника, которая заметила, что я стою шатаясь и держась за стену. Она поинтересовалась, что со мной происходит, и я ей сказала, что недавно упала в обморок и получила сотрясение мозга, после чего никак не могу прийти в себя. Выслушав меня, она сказала:
– Ой, ты знаешь, я тоже прошлым летом потеряла сознание и упала лицом на корт, когда играла в теннис. Мне врач говорил: «Ничего, бывает, не обращай внимания, наверное, был жаркий день и организм был обезвожен». Как же я могла так оставить, не разобравшись? А вдруг это снова случится? Я попросила кардиолога сделать все тесты, которые он только мог предложить. Мне сделали ЭКГ, ультразвук сердца, ядерный стресс-тест, нацепили монитор – ничего не нашли. А я боялась играть в теннис. Я стала изучать другие возможные тесты в интернете и наткнулась на совершенно потрясающий тест, называется тилт-тест (
Тут я заинтересовалась:
– Да, и что же показала кардиограмма?
– Ничего, мне сказали, что я здорова. Обязательно сделай этот тест, он тебя успокоит!
Я поблагодарила за совет, но ничего не поняла. А почему она больше не боится, что может упасть в обморок во время игры в теннис? А ещё я подумала, как было бы здорово, если бы с самого начала мне попался её доктор, а ей – Мерберг. Все четверо были бы довольны. Но, видимо, так не положено.
Время шло, лучше мне не становилось. В три-четыре недели раз я ходила к Доктору Стейшну, он продолжал надеяться, что мне станет лучше. Это меня в какой-то мере поддерживало. Он прописал мне лёгкое психотропное лекарство (клонопин), которое должно было действовать как снотворное и успокаивающее. Чтобы не возникло привыкания, Доктор Стэйшн велел мне принимать его не более трёх недель, потом делать перерыв, так что пила я его время от времени, и иногда оно несколько облегчало мне жизнь.
Через какое-то время я случайно узнала, что в офисе моего терапевта сменился консультирующий электрофизиолог. Новый, Доктор Кремник, мне понравился хотя бы тем, что не порекомендовал делать тилт-тест. Он мне прописал бета блокатор. А когда я ему сказала, что от этого у меня падает давление, он посоветовал кушать много солёных огурцов, чем ещё больше завоевал мои симпатии. Кроме того он мне посоветовал попринимать магнезиум, что меня вполне устроило. Мы договорились, что я попробую и приду недели через три. Я с удовольствием съела солидное количество солёных огурцов (конечно, с картошкой), но давление всё равно падало, от чего я слабела, и потому перестала принимать лекарство. Магнезиум я пила. Через три недели пошла на приём, тут оказалось, что Доктор Кремник чем-то кому-то не угодил и больше там не работает, а вместо него меня принял новый консультант электрофизиолог Доктор Цимлер, который, услышав, что я не смогла пить прописанный бета блокатор, без всяких церемоний заявил: «Почему ты пришла, если не делаешь того, что тебе говорят?» Безусловно, вопрос поставлен справедливо, но легче мне от этого не стало.
Так содержательно прошли ещё три месяца, и настало время прояснить ситуацию со злополучным Агентом. В ожидании результата анализа я изрядно волновалась, но глубоко надеялась, что хотя бы на этом поприще успокоюсь и смогу, наконец, сконцентрироваться на выкарабкивании из сотрясения мозга.
В началe сентября 2006 года я пошла узнавать результат. В комнату вошёл деловой и строгий Доктор Гинеколог.
– Тот маркер, что мы проверяли в мае, хотя и выше нормы, но с мая не повысился. Это хорошо, но я решил проверить ещё два других маркера, один из которых – нормальный (СиЭй-15-3), а второй – повышенный (СиЭй-19-9). Так как у тебя два из трёх повышенные, надо делать биопсию, – уставившись в мою анкету, сказал Доктор Гинеколог тоном, не допускающим возражения.
ebooksa