Я люблю свой велосипед. Молодая бесцеремонность. Секреты жительниц Берлина

Но, как бы там ни было, я обошла Марцан вдоль и поперек, до конца аллеи Космонавтов, и, проходя вдоль трамвайной линии, на остановках я встречала великое множество Синди. В этом округе 45 процентов жителей имеют проблемы с излишним весом. Десять процентов от общего количества – одинокие матери, а 38 процентов матерей моложе 25 лет. Ни отцов, ни денег – это приговор для местных детишек, которые качаются на качелях на игровых площадках Марцана. За двадцать лет население округа уменьшилось на 40 процентов, поэтому пришлось снести несколько домов, а между оставшимися – часто у них снесены верхние этажи – зияют пустыри. На лестничных клетках при входе в дома в сквозняках кружатся груды сухих листьев. А вокруг – поля и рощи до самого горизонта, далее Бранденбург с его лугами и еловые леса. Во времена существования Стены квартал был урбанистической и идеологической мечтой, комфортным убежищем (ванные комнаты и горячая вода были во всех квартирах), где вместе сосуществовали рабочий и инженер. И даже более того, они и жили все вместе, чередуя часы работы и отдыха, одинаковые для всех. Но безработица все уничтожила. Большая часть жителей приняла решение уехать. Оставшиеся убивают скуку в торговом центре Eastgate рядом с вокзалом S-Bahn. «Criii, blingueblang, criii», – перекрывает все голос Рианны. Это привычное музыкальное сопровождение в «Эстгейте», Рианна – любимица местной публики, и под аккомпанемент ее песен скрежещут пустые коляски, катясь по блестящему, выложенному плиткой полу торгового зала. И только кассы в Lidl[25] всегда полны денег. В противном случае безработные, толкая перед собой пустые коляски, так бы никогда ничего и не купили.

«Капиталистическая мечта, – иронизирует Мартина. – Теперь все в пределах досягаемости, больше нет дефицита, но нет и денег, чтобы за все за это заплатить!» Ей 42 года, и она считает, что ей повезло: она работает секретарем в автошколе. Впрочем, она торопится и напоследок дает мне совет: «Поговорите с местными людьми, им не так уж и плохо. У квартала ужасная репутация, но за исключением того, что здесь скука смертная, в остальном все более или менее нормально. Ведь могло быть еще хуже!» XXL-размера, который она демонстративно подчеркивает обтягивающим красным платьем, с прядями цвета электрик, окружающими красное одутловатое лицо, своим сарказмом и жизнерадостностью она мне напоминает главный персонаж фильма Дорис Дори «Парикмахерша». Это история одинокой, рано растолстевшей разведенной матери, королевы окраски волос и перманента, которая решила вырваться из заколдованного круга, куда ее завела безработица, создав собственный парикмахерский салон – все в том же торговом комплексе Eastgate. Этот фильм – ода во славу случайной моды женщин из Марцана, их любви к химической завивке, кричащим расцветкам и звенящим на ходу серьгам. Но главным образом – это ода в честь вечных воительниц, умеющих за себя постоять и умеющих быть нежными, идущих по жизни с высоко поднятой головой, несмотря на обилие забот. И все это я уже знала, когда случайно столкнулась с Аннмари Эльфельд у стенда с вибромассажерами. И тут я поняла, что у меня нет к ней никаких вопросов. И она показалась мне менее вульгарной. Мы поговорили о секс-игрушках с любезной продавщицей из Fun Mix с типичной внешностью западной немки, и из нас троих наиболее скованно себя чувствовала Аннмари.

Азы берлинского говора

Я нередко сталкивалась с берлинками, говорящими с акцентом уличных мальчишек минувших лет и употребляющими в речи специфические слова, свойственные их региону. И их особенно много в простонародных кварталах, куда я иногда решаюсь заглянуть в поисках приключений. На немецком востоке, замкнутом на протяжении многих лет в самом себе, именно так и разговаривают. И хотя нужна небольшая практика, чтобы понимать, этот говор приятен на слух. Чтобы стать своей в большом городе, забудьте о существовании согласной g, но она никуда не исчезает, а замещается буквами j или y. Например, gut произносится как jut («йут»).

Ch тяготеет, в свою очередь, к ck: Ick Lieb’dick[26] – «ик либ’дик», а не «их либ’ дих», – скажут здесь люди. Кроме того, они очень вольно обращаются с винительным падежом (аккузативом).

S произносится как t, например wat вместо was («что?»).

И напоследок еще одно замечание: ei (правильное произношение aï) здесь произносят как ee: meene Kleene («меене клеене» вместо «майне кляйне» – моя маленькая).

Новая волна

Ох, не пора ли мне готовить свои минуты славы? Ведь буду же я когда-нибудь рассказывать внукам, что мне было 20 лет, потом 30, и я жила в Берлине на переломе между XX и XXI веками.

Как мне кажется, Берлин – это город момента, и недаром его часто сравнивают с Нью-Йорком семидесятых. The place to be, говорят американцы, – место быть. Впрочем, это прекрасно понимает золотая молодежь, которая стекается в Берлин со всего мира на уик-энд, а иногда и на более длительное время, чтобы вполне насладиться жизнью.

Берлину по душе экстравагантность, энергия, креативность, самые смелые фантазии артистов, работающих во всех жанрах. «О! ты знаешь, здесь я ощущаю некие волны, невероятный культурный накал; как только сюда попадаешь, сразу же чувствуешь, как в тебе что-то происходит. Это потрясающе!» – с самым серьезным видом говорит, будто чеканит слова, крупная блондинка с бокалом в руке, фотограф, – с ней мы встретились на одной вечеринке. Город переполнен подобными птицами, которые никогда ничего не создают, но «достаточно только находиться в Берлине, чтобы до самой смерти обдумывать свой шедевр. Свои замыслы реализуешь позже. А сейчас лучше смотреть на мир широко распахнутыми глазами…» Да! Когда я случайно встретила Клауса, парня моей подруги, псевдорежиссера, на протяжении многих лет не снявшего ни одного фильма, – в ожидании вдохновения он ничего не делает, – я в сотый раз убедилась в наличии совершенно никчемных, губящих себя людей. Мог хотя бы заняться своим малышом…

Среди всех этих художников, писателей – короче говоря, творцов – все больше появляется стилистов. За десять последних лет было создано восемьсот различных марок! Хотя ни для кого не секрет, что Берлин, в принципе, далек от гламура, изысканности и роскоши парижского или миланского мира высокой моды. Но, тем не менее, лейбл «Made in Berlin» неуклонно следует своим путем. И под этим лейблом около трехсот модельеров уже добились известности. Например, Лейла Пидайеш, возглавляющая марку Lala Berlin. «Лала – это я, это мое второе имя, – рассказывает дочь иранских политэмигрантов, забавная чудачка с хриплым голосом, в тоне которой часто слышится ирония. – Берлин – это Берлин… То, что я делаю, я могу делать только здесь. Поэтому и никуда не уезжаю отсюда. Здесь совершенно невероятная свобода, ощущаемая физически, пространство свободы, проникающее в наши головы».

В 2004-м, закончив обучение на факультете экономики и менеджмента, она начала работать в качестве музыкального журналиста на MTV, и в это же время она связала свою первую коллекцию митенок, которую представила в одном из салонов готового платья. (NB: митенки, равно как и теплый пояс на поясницу, являются главным элементом гардероба берлинок, потому что, если ты хочешь носить зимой пальто с рукавами три четверти, холодный воздух неизбежно будет задувать в них, и то же самое можно сказать о поясе, который спас не одну девушку, отправляющуюся на вечеринку в мини-юбке и ажурном жилете.) Через шесть лет в Vogue появилась фотография Клаудии Шиффер в кардигане от Lala Berlin, и сегодня одежда этой марки продается в шестидесяти бутиках, разбросанных по миру: в Европе, США, Японии, Гонконге и Корее.

Чтобы ее одежда хорошо сидела, Лала использует исключительно высококачественные ткани из натуральных волокон: шелк, лен, кашемир, шерсть мериносов, а ее модели изготавливаются в ателье на Мулакштрассе. Событием в мире фэшн-индустрии стала коллекция «Путешествие Курта Кобейна в Африку»: ансамбли, изюминка которых – яркие цветные кафтаны. Подруги/конкурентки Лалы из Kaviar Gauche, марки, специализирующейся на пошиве роскошных воздушных платьев, в свою очередь сделали выбор в пользу тяжелого рока немецкой группы Rammstein. И чем больше марок «Made in Berlin» появляется на рынке, тем жестче конкуренция.

Лала… Барбара восторгается ею. Она начала свою карьеру с обучения в одной из девяти школ модельеров Берлина. Двери модных показов в тот год дня нее были закрыты. «Но мне удалось проникнуть на одну вечеринку, и это уже было здорово!» Брюнетка удовлетворенно вздыхает, вынимая из чехла фотоаппарат. Начинается серьезная работа. Линия 5, вокзал Александер-платц, около пятидесяти дизайнеров демонстрируют свои модели в свободном доступе для всех. Перрон – как длинный подиум, под металлическими конструкциями вокзала звучит музыка. Сверкает вспышка фотоаппарата Барбары. Здесь, разумеется, представлены образцы того, что называют «готовой одеждой», а также модная повседневная одежда для молодежи. По подиуму шагают никому не известные модели, те, на кого пока еще не обратил свои взоры Mercedes Benz, организатор и спонсор модных показов. В духоте второй половины летнего дня, как в часы пик, толпятся и суетятся люди. Позже Барбара отправляется на Кастаниен-аллею, которую теперь называют Кастинг-аллеей за непрерывное мелькание силуэтов и икон стиля. «Только здесь я черпаю вдохновение для своих творений!» – делится со мной своими впечатлениями молодая 24-летняя женщина, создающая сумки и портфели из грубого полотна, которые она продает по воскресеньям на блошином рынке в Мауэрпарке. Она свято верит в то, о чем говорит. По ее словам, следующая Лала будет носить имя Baba (к подобной ономатопее я отношусь скептически).

Несмотря на то что после первых шагов в индустрии моды многие отсеиваются, полагают, что 60 процентов получивших диплом об окончании дизайнерских школ остаются работать в этом секторе экономики, на долгие годы сохраняя воодушевление и даже опьяненность в благодушной атмосфере Берлина, настолько дешевом городе, что успех не заставит себя ждать, если приложить хотя бы малейшие усилия. Тем более что между 2005 и 2008 годами столица инвестировала три миллиона евро в поддержку предпринимателей из мира моды. Не говоря уж о непрямой помощи как, например, бесплатное использование некоторых пространств с целью динамизации отдельных кварталов. И даже Иоганна Кюль и Александра Фишер-Рёхлер, работающие на бренд Kaviar Gauche, признаются: «В Париже или Лондоне без капитала вы ничего не добьетесь, но в Берлине это вполне допустимо». «Вполне допустимо» – они очень точно подобрали выражение.

У дамы-профессора суровый взгляд. Она преподает в одной из крупных модельных школ города и хотела бы сохранить анонимность, а когда начала говорить, остановить ее было невозможно. Даже преподаватели колледжей в периферийных районах города снисходительнее к своим ученикам, чем она. «Проблема моих студентов заключается в том, что они надеются преуспеть, опираясь исключительно на талант! Их окружению нравится то, что они делают, и они думают, что обладают потенциалом Карла Лагерфельда! Хотя вся эта молодежь невероятно посредственна. Жизнь в Берлине погружает их в состояние абсолютно деструктивной безмятежности. Мы вызываем у них чувство презрения, когда обучаем их маркетингу, управлению производством. Им кажется, что, когда мы рассказываем о таких прозаических вещах, мы разрушаем их талант».

Она почти готова обрушиться с критикой на муниципалитет и его «непродуманную» политику. В этом городе слишком пестуют людей творческих профессий. Но инвесторы, а вместе с ними люди, обладающие высокой покупательной способностью, не появятся по мановению волшебной палочки. «Если не будет бизнесменов, не будет и денег, нормальной зарплаты, не будет богатых людей, имеющих возможность купить платье Haute couture, что и требовалось доказать». И она, в общем-то, права, эта дама-профессор с ледяным взором и безапелляционным тоном, и кстати, на голове у нее модная стрижка, ставшая необычайно популярной в новом Берлине (Pilzkopff risur – современная версия стрижки à la Beatles). Впрочем, город, кажется, это понимает и учредил премию с многообещающим названием Create your own fashion buziness («Создай свой собственный фэшн-бизнес»); размер премии – 25 тысяч евро плюс помощь профессионалов модной индустрии в момент создания предприятия. Премия будет вручаться одновременно за лучший дизайнерский проект и лучший бизнес-план.

Такие модные дома, как Pulver, Unrath&Strano, Macqua, Scherer-Gonzales, постигла печальная участь – они разорены. И вся фэшн-индустрия Берлина с тревогой следит за разворачивающимися событиями, опасаясь, как бы ее отдельным представителям не пришлось биться головой о стену, вроде главного героя фильма «Прямо в стену», на чью долю выпало немало испытаний. И вместо того, чтобы радоваться восхождению на небосклон новых звезд, хотя одному Богу известно, приготовлены ли для них лавровые венки, мы теперь с печалью наблюдаем за трагическим шоу их падения, за тем, как они, наподобие метеоритов, вдребезги разбиваются о землю. И оказывается, что такой гостеприимный Берлин может быть жестоким, а неумолимый естественный отбор продолжает оставаться основой эволюционного процесса.

В демонстрационном зале на Кастаниен-аллее оживление – идет распродажа известных и не очень брендов. «Когда отыщется понравившаяся тебе вещь, не раздумывай, сразу покупай. Через месяц марка может прекратить свое существование!» – советует мне подруга, одержимая вещизмом и эксперт по всем категориям в области шопинга в квартале Митте. За любую цену? Это правда, что товары, маркированные «Made in Berlin», иногда неоправданно дороги, и особенно в центре приходится переплачивать. Маленькое черное смокинг-платье за 500 евро? Принимаю решение отправиться восвояси. Но, по мнению моей подруги, я не права. «Попытайся торговаться. Если дизайнер в двух шагах от разорения, он продаст любую вещь со скидкой, чтобы как-то выкрутиться». Наконец, третье правило: «Никогда не покупай уже готовые ансамбли, в которые “все включено”. Пусть в них красуются манекены на витрине, а ты подбирай вещь к вещи. Твое дизайнерское платье, конечно, шикарное, но только с джинсовой курткой C&A, а с белоснежным пиджачком в стиле восьмидесятых будет еще лучше».