Семен на минуту замешкался, вынимая револьвер. Петька его обогнал.
Он слышал, как стучит его сердце, как стучит кровь в висках. Казалось, кровь стучит громче, чем стучат за кустами лошадиные копыта.
Вот и край оврага.
Он взглянул на Кузьмина. Кузьмин уж вытянулся во всю длину между кустами.
Ладонь левой руки он подложил под локоть правой. В правой у него револьвер… Он держит револьвер близко около самого, носа.
— Прицеливайся лучше, — шепчет сзади Семена. Потом Петька чувствует, как Семен сзади схватил его за ногу, за каблук сапога.
— Петька! назад… Пусти!
Он продвигается на животе мимо Петьки, ближе к Кузьмину.
— Погоди, давай вместе…
О, как громко стучит кровь в висках!.. Слова Семена вспыхивают и погасают, оставляя в сознании слабый след.
Но Петька во всем повинуется Семену.
Семен словно передвигает его своими словами с места на место.
— Петька, равняйся. Ложись с нами рядом… Видишь, вон…
Хунхузы видны отчетливо на темном фоне степи. Трое едут впереди, помахивая нагайками. Ружья у всех за плечами. Должно быть, они совсем не ждут нападения.
— Берданки, — снова слышится шопот Семена… Кузьмин поворачивает голову.
— Пебоди, (Пебоди — ружье старого образца, теперь уже не употребляющееся в русской армии) — говорит он…
Но Петька не может разобрать берданка ли у хунхузов, или пебоди: видны только приклады да концы стволов.
А хунхузы все ближе и ближе.
Вот уж совсем близко… Шагов шестьдесят.
— Петька!..