И как всегда это бывает, когда соберутся несколько человек имевших возможность хорошо изучить друг друга и чуть ли не читающих друг у друга мысли, все сразу замолчали…
Кто-то затянул песню вполголоса. Это тоже всегда бывает, когда все переговорено и говорить больше не о чем и не хочется— кто-нибудь непременно начнет напевать и непременно вполголоса и как-то «в себя», себе в душу…
И вдруг за палаткой: по биваку раздались голоса дневальных, что-то выкрикавших.
Песня оборвалась.
Все прислушались. Но кроме монотонного выкрикивания ничего разобрать нельзя было.
Кликнули денщика.
— Что это там?
— Так что охотников вызывают на линию.
Мы застегнули рубахи, надели шашки и вышли из палатки.
Жара была страшная.
Около палатки командира полка толпились кучкой солдаты; суетился дежурный фельдфебель. Несколько офицеров стояли поодаль.
Фельдфебель спешно выстраивал солдат, что-то кричал хрипло, взмахивая и тыча в кучку солдат руками с широкими красными ладонями и сам весь красный от жары, с красным лицом, красной шеей обливаясь потом.
Когда он доложил дежурному офицеру, что все готово, тот на минуту скрылся в командирской палатке и выйдя сейчас же опять, стал на свое место, на правом фланге.
Мы подошли как раз в тот момент, когда он скомандовал:
— Смирно!
«Охотников» было много… Ничего, однако особенного ни в лицах их, ни в выражении этих лиц не было… Все тут стояли самые обыкновенные солдатики… Они только подтянулись немного, «подобрались», что сделали бы и во всякое другое время в ожидании появления начальства…
Каждый из них сознавал, разумеется, что его, например, могут послать добыть языка…
Дело рискованное в незнаемой стороне.
Однако все они смотрели, по-видимому, на это рискованное дело уж чересчур просто… И фельдфебель кричал на них и тыкал в грудь, выравнивая на линии, тоже так, будто не на почти верную смерть собрались они идти, а согнал он их к командирской палатке по какому-нибудь самому пустячному домашнему делу… Да еще втайне зол на них через эту адскую жару, особенно ощутительную здесь на линии.
И от того у него такие свирепые глаза, и так топорщатся усы, и голос такой хриплый и обрывистый…