— А для чего плюют?
— Играют, — говорят. — Карт тут нету, так они — в плевки. Да пойдем, — говорит, — поглядим.
Подошли.
Гляжу (в окошко то все видно), внизу это, значит, может, саженей на пятьдесят японская батарея. Скорострельная. Да жарят так, что страсть… Бум-бум… Выстрел за выстрелом. Страсть.
Палец к орудию приложить нельзя… До того, значит…
А они это… Сейчас один:
— Твоя очередь, валяй!..
А другой свесится с подоконника, возьмет и плюнет…
И так трафит, чтобы на орудие…
И значит, ежели попал, сейчас и шлепнет… А потом зашипит.
Ш-ш-ш… Потом: шлеп…
— А ну-ка, — говорю, — братцы, дайте мне.
И только, что было приготовились (конечно, подвинулись, дали мне место, а один даже говорит: «весьма приятно»), только приготовился, гляжу — наш батарейный… Только не на японской, а на нашей стороне.
Кричит:
— По местам!
Все равно, как он сдернул меня сверху.
Так и полетел вниз кубарем… И уж, гляжу, я в землянке и уж пояс застегиваю.
И вот сейчас, хоть убей меня — ей Богу не знаю, сон ли это, или другое что…
Сорокин кончил свой рассказ.
— Расскажи, — слышатся голоса, — Сорокин, расскажи еще!!!